Победы русского оружия серьезно подорвали турецкий военный и экономический потенциал. Вооруженные силы значительно ослаблены, а самое главное — распылены и скованы на балканском театре и в архипелаге, Турция не могла ими больше маневрировать. Большая часть линейного флота была уничтожена, и хотя у турок еще оставалось достаточно малых и гребных судов и даже некоторое количество линейных кораблей, но османские моряки практически полностью деморализованы.
Возобновившиеся мирные переговоры очень быстро зашли в прежний тупик. Султан категорически не желал признавать аннексию Крыма, и на Черном море готовился десант на полуостров в надежде на поддержку татар. И мысли те имели под собой немалое основание. За возвращение ей всех завоеванных областей, включая Крым, Порта предлагала выплатить России двадцать миллионов рублей. Для России это было неприемлемо. В итоге последовал вторичный отзыв османских представителей, тем более Франция выразила готовность продать Турции двенадцать — пятнадцать линейных кораблей, восполнив ее потери. Даже Лондон тревожили чрезмерные успехи Российского государства.
Тогда и была сформулирована идея проведения операции по захвату Босфора и Стамбула. Обсуждение вышло бурным и длительным. Нельзя было недооценивать турецкий флот. Хотя в целом его состояние оценивалось как весьма плачевное, но количественно он оставался еще немалым, не меньше двухсот пятидесяти вымпелов на Черном море, и к тому же практически полностью сосредоточен в столице.
Кроме того, неясной оставалась ситуация с укреплениями Босфора, а количество десанта в пару тысяч человек явно недостаточно для оккупации города. Совершенно нереально и удержать, даже если сжечь его дотла. А вот провести демонстрацию, нагнав страха, очень даже возможно.
Было решено разделить Средиземноморскую эскадру и половину под командованием Эльфинстона отправить на прорыв в Черное море. Одной Азовской флотилии и там явно не хватало для полноценной обороны российского побережья. Контр-адмирал пытался сопротивляться, утверждая, что подобный поход гибелен, и его пришлось заставлять практически силой.
Героем он смотрится исключительно задним числом. В тот момент, конечно, никто не знал, во что идея выльется и чем закончится. Потому находилась масса отговорок и возражений на письма из Петербурга. Появилась даже мысль самостоятельно отправиться на архипелаг и взять руководство на себя. Анна запретила. Как флотоводец я не котировался, а здесь, в столице, от меня больше пользы, чем там в качестве еще одного капитана. Наверное, она была права.