Пусть русские сильнее, но они не могут быть сильнее везде. Обязательно найдется несколько мест, где они не ожидают удара — вот туда и надо бить. Он согласен, что с тактической точки зрения выбранное им место прорыва не самое удачное. Так и противник думает точно также, что только что подтвердили солдаты его корпуса. Удара на северо-восток сталинские генералы, конечно, не ожидали.

Дорогу на Укмерге прикрывал пехотный батальон и батарея 45-миллимитровых пушек. Единственно, что настораживало — солдаты противника даже не пытались отходить. С мрачной решимостью фанатиков они держались в своих окопах, даже когда его панцеры проходили у них над головами. Впрочем, оказалось, что для его танкистов это был последний подвиг. Русские закидали их бутылками с зажигательной смесью, превратив грозные боевые машины в чадящие железные костры. С не меньшим бесстрашием действовала артиллерия. Обнаружить батарею удалось, только когда она открыла огонь в упор — метров с четырехсот. И подавить еe смогли, только проутюжив позиции гусеницами. Правда, до этого русские пушки успели сжечь не меньше девяти панцеров, и еще два были подбиты на самой батарее.

Откровенно говоря, размеры потерь пугали. И хотя легкие панцеры были всего лишь разменной картой, никто не думал, что придется оставить их так много — двадцать три, прорывая позиции одного батальона. Тем более что и пехотный полк, шедший первым эшелоном, потерял не менее батальона убитыми и ранеными. Русские, в конце концов, отошли, прикрываясь опушкой леса, но, похоже, сделали это по приказу, что не радовало генерала Манштейна.

Но дело сделано! Несомненно, что командир русского батальона, если он остался жив, поторопится доложить своему начальству о прорыве. "Гениальные" сталинские стратеги проведут прямую линию по карте, упрутся в Санкт-Петербург и немедленно поднимут панику, перебрасывая к Даугаве все наличные резервы. У Манштейна не возникало и тени сомнения, что эти кретины будут вести себя именно так. Со временем, естественно, найдется и там умная голова, но он уже будет спешить на север, а потом на запад, опережая своих противников на несколько шагов. Ему бы только добраться до первых, пригодных для его панцеров, дорог и мостов.

Генерал прислушался. Далеко на юго-западе гремела канонада. Эсэсовцы Эйхе отрабатывали свой пропуск в Валгаллу, связывая боем русские части в развалинах Ковно. Манштейн поморщился. Он терпеть не мог все это черномундирное быдло, выслужившееся из тюремщиков в генералы. Все эти группенфюреры, вознесенные волей чокнутого ефрейтора из пыли и безвестности в элиту армии, не стоили последнего лейтенанта его корпуса. Но солдаты их дивизий были просто великолепны. Манштейн не любил их генералов, но никогда не отказывался иметь на правом фланге дивизию СС "Мертвая голова". И сейчас его терзали двойственные чувства. Ему было жаль, что в атакующих порядках его корпуса не было солдат дивизии "ТотенКопф", и он радовался, что не видит опротивевшую морду их командира.