В небе, в глубоком небе гор виднелись только отдельные белые мазки облаков по осенне-голубому, когда в горное гнездо Халиля Газиева с самого утра начали собираться крепкие мужчины с гордой осанкой. Самого разного возраста, но, впрочем, слишком молодых не было, — так, лет от тридцати и выше. В непременных папахах, но в очень приличных костюмах-тройках, при бородах и безбородые, они стали поодаль, и глазели на сутулую, одетую в промасленую рванину от комбинезона, фигуру раба, копошившегося под навесом, укрывавшим восьмиметровое тело ракеты. Время от времени они переговаривались о чем-то гортанными голосами, показывали на диковинное изделие пальцем, но ближе не подходили: в отсутствии хозяина это было бы невежливо. Все прибывшие, как один, явились в сопровождении целой свиты молодых людей, — шоферов, телохранителей, родичей, — кто ж их разберет? Некоторые из них остались при машинах, поотдельности либо же собравшись небольшими кучками, а некоторые — неторопливо, с достоинством организовывали костер, дрова, мясо и прочее, полагающееся к предстоящему столу под открытым небом. Ничего. Его угощения тоже должно было хватить на всех. С лихвой. Только хозяина дождемся, потому что пир без хозяина не начинают. А вот и он, — легок на помине, наверное, — долго жить будет. Вытирает руки полотенцем. Надо признать, — он выделялся-таки среди собравшихся. Свободная рубаха стального цвета, заправленная в светлые брюки, — даже одеждой своей он как бы намекал, что — выше утомительных подробностей ритуала. Что правила, принятые в их кругу, не очень-то для него и писаны. Писаны, — но без излишней, отягощающей буквальности. Сейчас. Сейчас.

Жуя спичку, Халиль смотрел на долговязо-неуклюжую, сутулую фигуру русского, который продолжал свою бесконечную возню. Утверждает, что все готово, а как проверишь? Ну да пустое: не посмеет он обмануть. Слишком ничтожен. Длинная фигура поднялась на цыпочки, вытянулась, доставая до какого-то небольшого люка, распахнула его… Шайтан! Пытаясь достать из корпуса ракеты какую-то штуковину, неуклюжий сын греха оборвался, замахал руками и повалился на землю. Вытащенный им блок грохнулся рядом, раскололся и рассыпался грудой разноцветного электронного мусора. Вот только мусор этот, вместо того, чтобы спокойно лежать там, куда привела его эта маленькая авария, вдруг взвихрился, словно подхваченный ветром пух, и, совершая стремительные, многометровые скачки, пестрым градом обрушился на собравшихся. Гости валились, словно кто-то в единый взмах подсекал им ноги, падали и дергались, как дергаются трупы от ударов тяжеленных пуль под кинжальным пулеметным огнем в упор, и те, кто находился подальше, сперва увидели, как это произошло с другими, и только потом очередь дошла до них самих.