Сергей Александрович, всегда спокойный и выдержанный, был вне себя от бешенства. Его красивое лицо перекосилось от ярости.

– Ваше Императорское Высочество! Я отвечаю за свои слова. Мне очень прискорбно говорить, но Великий Князь Николай Михайлович распространяет в Яхт-клубе сведения относительно Вашего Высочества. Он утверждает, что Вы мужеложец, – тихо, но твёрдо ответил канцлер. – И что именно потому Ваше Высочество не имеет детей. Молодой князь Белосельский-Белозерский был свидетелем таких непотребных высказываний Его Высочества. И ежели провести дознание, то таких свидетелей будет ещё немало.

Сергей Александрович медленно опустился в кресло. Закрыв лицо руками, он воскликнул:

– Господи! Укрепи меня! Я не могу поверить в то, что мой двоюродный брат оказался способен на такое! Великий Князь, который пишет такое непотребство! Это просто немыслимо… Как хорошо, что Саша не дожил до этого дня… В Императорской семье ещё не было такого скандала!

Закурив папиросу, Великий Князь немного успокоился.

– Вы ведь знаете, Николай Павлович, что Господь не дал нам с Эллой детей. И мы несём наш тяжкий крест… Но я никогда не мог помыслить, что кто-то истолкует это наше горе вот так… Так грязно и мерзко… Николай – он просто воткнул нож мне в сердце. Скажите, Николай Павлович, что делать теперь? Как мне дальше жить и служить, если предают родные?

– Ваше Высочество! Я уверен, что мы обязаны обо всём сообщить Государыне. Я не имею права вмешиваться в дела Императорской Фамилии, но я считаю, что Государыня может повлиять на Великого Князя Николая Михайловича. Нужно незамедлительно пресечь все эти мерзкие сплетни, остановить Николая Михайловича, иначе поток слухов просто захлестнёт Петербург. Можем ли мы терпеть такое положение в наше нелёгкое время? Именно сейчас, когда до коронации осталось меньше двух месяцев.

Сергей Александрович молча выкурил несколько папирос, одну за другой. Ароматный табачный дым заполнил кабинет.

Канцлер видел, как дрожат пальцы Великого Князя, выдавая его переживания. Наконец тот потушил об серебряную пепельницу недокуренную папиросу.

– Вы правы, Николай Павлович! Абсолютно правы, к сожалению. Я не могу, не имею права оставлять всё это без последствий. А потому мы сейчас же едем в Зимний. Промедление – смерти подобно!

Подняв с ковра скомканный листок, Сергей Александрович аккуратно разгладил его, снова перечитал, а затем положил в кожаную папку.

– Видит Бог, я не хотел этого, – тихо сказал он. – Памятью незабвенного Саши клянусь… Николай не оставил мне выбора. После той печальной истории, когда Николай Константинович похитил бриллианты Александры Иосифовны и был объявлен душевнобольным, ещё не было более мерзкой ситуации в царской семье.