Мария Павловна, которая никогда не упускала возможности хоть как-то уколоть молодую царицу, не удержалась и съязвила:

– Эта cette raede anglaise²³⁴ вообразила себя русской самодержицей. Но Петербург ещё не забыл, как она приехала из Гессена в своём безвкусном красном бархатном платье с ужасной берлинской вышивкой… Её и в Гессене то не очень жаловали. Рассказывают, что старый гессенский гофмаршал сказал нашему Остен-Сакену:²³⁵ «Какое счастье, что вы её берёте от нас».

Мария Фёдоровна не могла успокоиться. Она долго перечисляла фамилии отставленных сановников и генералов, а затем вспомнила о предстоящей коронации.

– Я не могу толком добиться, что Аликс решила с коронацией. Всё делается в тайне от меня… Остаётся только догадываться, что она го-товит… Да ещё Игнатьев с его завиральными прожектами. Какие-то депутаты от губерний и земств, какие-то соборы… Он уже забыл, как Саша уволил его из министров за такие завиральные идеи.

Сидевший до того молча Николай Михайлович вмешался в разговор:

– Я вчера разговаривал с Сандро и с удивлением узнал, что Аликс приказала пригласить на коронацию Юрьевскую²³⁶ вместе с детьми.

Императрица остановилась и застыла на месте. Её красивое и ещё молодое лицо исказилось от гнева. На мгновение овладев собой, Мария Фёдоровна буквально взорвалась:

– Что? Эту авантюристку? Эту самозванку? Ну нет уж… При жизни Саши ноги её в России не было, а теперь приглашают, как царственную особу! Так что пусть Аликс выбирает, или я, или Долгорукова! Если эта дама приедет на коронацию, меня на коронации не будет!

Хрупкая грациозная датчанка умела вызывать бурю. И близкие уже знали, что в такие минуты лучше тихо отсидеться и не вступать в пререкания.

– Покойный батюшка собирался короновать её, но не успел, – тихо сказал Владимир Александрович. Глаза Великого Князя затуманились, как будто он вернулся в далёкий 1881 год.

– То, чего не сделал дядя, может сделать Аликс, – задумчиво произнёс Николай Михайлович. – Я подозреваю, что она желает причислить семейство Юрьевских к Императорской Фамилии… Как когда-то причислили Лейхтенбергских и Ольденбургских, – добавил он, увидев в глазах Императрицы немой вопрос.

– Это неслыханно, – раздражённо воскликнула Мария Павловна. – Как можно сравнивать древний род герцогов Ольденбургских и княжну из захудалого рода Долгоруковых?

В гостиной наступила гнетущая тишина. Все давно привыкли к тому, что Михень несдержанна на язык, но вот чтобы так оскорбить Долгоруковых….

Владимир Александрович, желая как-то сгладить допущенную женой бестактность, недовольно пробурчал: