– Ежели говорить по справедливости, то Юрьевская принадлежит по рождению к одному из стариннейших родов. Долгоруковы ведут свой род от Рюрика, а Рюриковичи лет на двести старше Ольденбургов… Как бы мы все к ней не относились, но покойный батюшка удостоил княжну чести пойти с ним под венец…

– Как Вы можете так говорить, Вольдемар? – возмутилась Императрица. – Вы уже забыли, сколько горя причинила эта негодная женщина Вашей покойной матушке?

– Я всё прекрасно помню, Минни… Но это была воля моего батюшки, а осуждать волю и чувства Императора никто не вправе! Вы ведь не забыли ещё, как батюшка сказал, что Вы не более, чем его первая подданная…

Выдержав небольшую паузу, Владимир Александрович добавил:

– В конце концов, дети Юрьевской – мои сводные братья и сёстры. У нас один отец и забывать об этом было бы просто неприлично. Я не вижу причины, по которой нам следовало бы подвергать семейство Юрьевских остракизму…

Молодые великие князья сидели притихшие, поняв, что сегодня попали в самый круговорот семейных интриг. Статс-дамы тоже предпочитали не вмешиваться в разговор царствующих особ, хотя и были очень близки к Марии Фёдоровне.

Императрица закусила губу от обиды, а затем разразилась тирадой в адрес братьев покойного Александра Третьего.

– Я и подумать не могла, что вы, родные братья моего Саши, испугаетесь какую-то гессенскую девчонку! Ну какая она царица? А Серж стал её главным советником и помощником и исполняет все её прихоти! Неужели он ради своей Эллы готов пожертвовать всем и вся?

В голосе Марии Фёдоровны звучало искреннее недоумение и возмущение. Привыкшая к тому, что Александр III был для своих младших братьев непререкаемым авторитетом, она не могла понять, почему же теперь они повинуются какой-то «гессенской мухе».

Хотя за почти 14-летнее царствование Александра Третьего она не имела касательства к государственным делам, во время недолгого правления Ники Мария Фёдоровна стала активно вмешиваться в политику. Ей показалось, что она может себя проявить там, куда категорически не допускал покойный супруг, а потому стала давать сыну прямые указания относительно назначения на важнейшие государственные должности тех или иных лиц. Покойный Ники был слишком мягок и деликатен.  Он не мог и не хотел обижать дорогую Мама́, оставил за ней все придворные прерогативы и весь придворный штат, полагаемые жене Императора.  Она сохранила все привилегии на коронные драгоценности, право назначения фрейлин и служащих придворного ведомства.  Вся повседневная жизнь двора регламентировалась, исходя, в первую очередь, из её желаний и прихотей.