— Не так?

— Нет. Я — ребёнок в теле взрослого, который не стал взрослеть, просто набрался опыта и научился показывать миру средний палец. Я — Питер Пэн, который прыгнул с балкона, забыв обсыпаться волшебной пыльцой, вот и всё. И вернулся в то тело, которое мне и полагалось, чтобы это понять. Во мне великие силы, это я точно знаю. Но я — как тибетский монах, который может одним пальцем уничтожить роту спецназа, но отвисает в падмасане, потому что ему это на фиг не надо, он просветлён. Я только не просветлён, а наоборот. Я не могу ни за что бороться. За себя — мне противно. А за других… Никто не готов пройти со мной этот путь, на котором от тебя будут отрываться куски живого мяса. Никто не поверит, что этим путём вообще можно пройти.

Я глубоко вдохнул, выдохнул, лихорадочно пытаясь собрать в кучу все свои мысли. Нащупал ниточку и схватился за неё, как утопающий:

— Ты сильная, Катя. Но даже сильный может утонуть в болоте. Потому что чем сильнее ты дёргаешься, тем быстрее тебя засасывает. И… Нет, ты ни в чём не виновата. Хотя ты и обещала, что… Но нет, я не буду обвинять. Это всё сейчас неважно. Я хочу, чтобы ты поняла одно: я не зря был в твоей жизни. Это — не глюк системы. Всё было правильно, и завтра ты это поймёшь. Может, послезавтра… Но я верю, что ты поймёшь: хватит кормить эту дрянь, которая тебя засасывает. Как бы больно тебе ни было — ты начнёшь бороться. Я всё-таки какой-никакой писатель, я понимаю людей. И знаю, что у тебя достанет сил вырваться. На выпускной фотографии ты будешь самой красивой. Ты будешь в центре, а остальные поблекнут и растворятся, как необязательная подтанцовка. Ты будешь главной героиней, потому что заслуживаешь этого. Вот… Вот, собственно, и всё, что я хотел сказать. Нет, ещё кое-что.

Я перевёл дыхание под её внимательным взглядом. Дети так не смотрят. Так смотрят взрослые. Выжидающе, спокойно. Пытаясь вычленить крохи информации из мутного потока. С таким внимательным взглядом читают Пруста и Джойса. Жаль, я ни тот, ни другой.

— Они не могут тебя сломать, — сказал я. — Это самое главное. Не могут! Они могут лишь убедить тебя сломать себя. Как убедили меня. Эти твари, осмелившиеся назваться взрослыми, чтобы порвать на куски и сожрать весь мир, не имеют над тобой власти. Твоя жизнь — только твоя. И пусть это лишь заметки на полях, но заметки эти — твои. Они вольны издать сколько угодно великолепных книг, а в твоих силах — исчеркать поля их всех.

Тишина протянулась дольше минуты. Когда Катя убедилась, что я закончил, она тихо сказала:

— А что будет завтра?