Передо мной медленно двигалась похоронная процессия. Люди несли гроб по улице. Закрытый гроб, алый, с чёрным крестом на крышке.
Они шли в молчании. Медленно. Шестеро мужчин несли гроб, а остальные — человек двадцать-тридцать — просто шли и бросали еловые лапы.
«У этого-то Сёмы всё в ёлочку будет», — вспомнил я и затрясся от беззвучного истерического смеха.
Вот она, смерть, Катя. Смотри. Хорошенько смотри, в будущем такого не будет. Это сегодня ты, придя домой, можешь увидеть на площадке между этажами крышку гроба и с минуту смотреть на неё, борясь с суеверным, паранормальным страхом. Это сегодня ты можешь увидеть, как несут по улице гроб. Пока ещё можешь.
В будущем этого не будет. Запретят забирать покойников домой. Запретят похоронные процессии и еловые лапы. Запретят саму смерть. В будущем смерти нет, Катя! Можешь себе представить? Мы выстроим культ жизни. Мы, как дикари, будем прыгать под примитивные ритмы и веселиться, предаваться похоти и чревоугодию. А смерти — не будет. Никто её не увидит.
Но мою смерть — увидели. Я знаю, что превратился в прекрасный алый цветок на асфальте, и обожравшиеся жизнью люди это увидели. Они орали, падали в обморок, матерились и, разумеется, доставали смартфоны. Сфотографировать, выложить в интернет. Смотрите, смерть, смерть! Смерть, которую от нас скрывают! Конечно, все фотки быстро потрёт комитет борьбы со смертью. Но память… Память стирается дольше.
А сегодня смерть ещё есть. Вот она, идёт торжественно по посёлку. И я иду вслед за ней. Нашёл, настиг, совпали наши пути.
— Знал его, мальчик? — спросила шедшая последней женщина с заплаканным лицом.
— Немного, — ответил я шёпотом.
Она дала мне несколько еловых веток, и я тоже бросал их, бросал, двигаясь с процессией непонятно куда. Не было уже никакого посёлка. Мы шли в Аид, в Валгаллу, в ад, чистилище и рай. Мы шли прочь отсюда, из жизни. Мы шли на Олимп. И мои слёзы — они были настоящими. Моими.
Я очнулся в автобусе. Вокруг меня сидели все эти люди, плакали, о чём-то негромко переговаривались. Я выглянул в окно. Уже Назарово… Остановка «Консервный завод».
— Сколько времени? — спросил я вдруг.
Кто-то мне ответил:
— Половина третьего.
— Третьего…
Я встал, прошёл к водителю и сказал:
— Остановите.
Он недоуменно посмотрел на меня. Открыл рот, и я услышал:
—