— Слушай, Слон. А ты не знаешь, что с Нифонтовым могло случиться? — наконец выпалил он.

— С Костькой-то? А что с ним случилось? И мне-то откуда знать, Бобер? Я ж тут валяюсь!

— Ну-у, — несколько смешался Бобровский, — ты ж с ним был, когда… в общем, когда всё случилось. Нас-то вывели, а вы там оставались! В потерне!

— Так и чего?

— Да он какой-то сам не свой с той поры, — нехотя признался Левка. — Как подменили. Я сперва подумал — это вас там так приложило, однако ж на Ниткина поглядел — Нитка как Нитка, такой же заучка, как и был. А вот Костька… на себя не похож. Спросишь о чём — огрызается, ходит, всё бормочет чего-то, ничего не хочет, а когда отвечает — так невпопад. Того и гляди испытания завалит!

Федор только развёл руками и весь последующий допрос только и отвечал, что ничего с ними особенного не случилось, сидели взаперти, а пулю он поймал, когда они все неудачно выскочили в потерну.

— Вот и ты — Слон как Слон, — разочарованно заключил Бобровский. — Ничего с тобой не стряслось — и это с пулей-то! А Костька… — он только рукой махнул. — И не говорит ничего, молчит. А друг ведь, как-никак.

«Друг»… это от Левки слышать было непривычно. И Федор всей душой хотел бы помочь, но… всё равно сказать он ничего не мог. Пришлось отговариваться какой-то ерундой и Лев ушёл, крайне раздосадованный.

Однако декабрь стремительно истаивал, и погода, как назло, стояла самая что ни есть рождественская. Мама прислала письмо, говорила, как они все ждут его каникул, что Варвара Аполлоновна собирается устроить маскарад, где соберется всё «общество» Гатчины, что Феофил Феофилович, хозяин оружейной лавки, с трудом отбившийся от погромщиков, собирался, несмотря ни на что, открыться и намекал, что у него якобы «что-то есть» для него, Федора.

Подходили и испытания. Зашёл Константин Сергеевич, осведомился — в состоянии ли кадет Солонов их держать? Быть может, отодвинуть их на время после каникул? — звучало это донельзя соблазнительно, однако как радоваться праздникам, когда над тобой, словно нож гильотины, висят испытания? Нет уж, лучше сделать всё сейчас и сразу!..

— Никак нет, господин подполковник! — чётко, по-устаному доложил Федя, — я готов буду!

— И хорошо, — улыбнулся Две Мишени. И полушёпотом добавил: — Я бы тоже проходил сейчас, а не откладывал.

Так Федор и оказался в классной комнате со всем первым отделением седьмой роты, усердно скрипя пером, пока госпожа Шульц, нарядная, в идеально-белой блузе и столь же идеально-чёрной юбке в пол, чётким голосом диктовала своим кадетам отрывок из «Пугачевского бунта» Пушкина; строчка за строчкой ложились на листы разлинованной бумаги, и каждый лист украшала гордая печать корпуса — медведи словно бы подмигивали Федору ободрительно.