Догадка ударила меня обухом. Но если… нет, бред… не может быть! Этого просто не может быть! Я сейчас сошла с ума.

Но даже если и так, что мы, собственно, теряем?

Я поднялась на ноги, я подошла, поймала взгляд террориста. Вероятно глаза мои были немногим безумнее, чем у него самого. И – глядя одними безумными глазами в другие – я выплюнула ему в лицо чудовищное, нелепое, немыслимое слово:

– Ленинград.

Глава XLI Сошествие во ад

Глава XLI Сошествие во ад

Костер шарахнулся назад так, словно ему поднесли к лицу горящую головёшку. Наручники впились в дернувшиеся руки – но он даже не заметил боли.

– Не может быть… Ты профанка… Случайно услышала… Ты не знаешь, что это за город! Нет!

– Имя своего маньяка вы прилепили к Петрограду, – жестко ответила я. – Это Петроград.

Я услышала за спиной движение Ника, но я не могла даже оглянуться, разлепить взгляды. Я только мимолетно взмолилась про себя, чтобы Ник понял и не мешал.

– Ты… ты медиум?… – Костер словно видел меня впервые. – Не верю. Докажи.

– Докажу. – Я рассмеялась. Отдельные картинки крутились в моей голове, складываясь в узоры, как стёклышки калейдоскопа.

– Мы в Москве… Москва осталась Москвой. Но она больше разорена, переделана. Храм Христа Спасителя взорван… Плиты с именами героев 1812 года растерты в порошок – ими посыпаны парковые дорожки. «Нет ничего для вас святого! И разве это не позор, Что «шапка золота литого»

Легла на плаху под топор! Прощай, хранитель Русской славы, Великолепный храм Христа,

Наш великан золотоглавый,

Что над столицею блистал!90» А сейчас… Сейчас там выкопан бассейн для плаванья. Гигантская круглая лужа. Над ней всегда висит водный пар. Бассейн сделан и в Петербурге, в том, который Ленинград, прямо в кирхе, что на Невском. Пролетарки с голыми ляжками плещутся над местами алтарей. Нет больше памятника Славы – того, что из турецких ядер. Разрушена церковь в память Цусимы, два костела, часовня на Троицкой…

Глаза Костера разгорались вожделением. Он весь обратился в слух.

– Екатеринбург вы прозвали Свердловском, Самару – Куйбышевым. Сейчас живет уже второе поколение – на три четверти некрещеное. Может статься – и больше. Умерших большей частью лишают погребения – сжигают по язычески. Гигантские печи дымят прямо в городах.

– Жертвенные… Во имя нашей власти. – Костер облизывал губы слишком длинным языком.