Маша плакала. Плакала молча, без всхлипываний, просто по ее щекам бежали ручейки слез. В гостиной повисла тишина. Александра Александровна, подхватив Машу под руку, увела ее прочь. Николай, не зная, что ему делать, молча сидел и виновато улыбался, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Впрочем, и остальные старались не смотреть на него. И только Катюха, выразительно взглянув на брата, постучала себе пальцем по лбу.

Неловкое молчание прервала вновь появившаяся в гостиной Теглева. Она остановилась перед Николаем и сердито сказала:

– Иди к ней, дурень! И в ноги падай, в ноги!

Николай молча сорвался с места.

XXII

XXII

Ветер гнал по небу низкие хмурые облака. В предрассветных сумерках они казались сгустками какой-то чужеродной энергии, накрывшей Омск в утро 4 ноября 1918 года от Рождества Христова.

Накинув на плечи бекешу, Николай курил, опершись на перила балкона. Курил и ни о чем не думал, просто созерцал. Полчаса назад он покинул Машину спальню, стараясь как можно тише пробраться через гостиную, босиком, на цыпочках, с сапогами в руках. В гостиной на диване без задних ног спала Катюха, а Шурочка Теглева сидела за столом, опустив голову на руки. Казалось, тоже спала. Однако, когда Николай был уже на полпути к двери, она подняла голову и молча проводила его взглядом.

Вчера, влетев в спальню к Маше, сидевшей на кровати и продолжавшей тихо плакать, Николай бросился к ее ногам, схватил за руки.

– Ну что ты плачешь, родная? Что ты плачешь?

Он целовал ее руки, а Маша вдруг взяла его за щеки, наклонилась близко, заглянула в глаза.

– Коленька, ты понимаешь, что мы уже никогда не будем с тобой так счастливы, как были там, в лесу?

– Ну почему, родная моя? – возразил Николай. – У нас впереди еще вся жизнь, будет много всего, у нас будут дети, это такое счастье!

– Да, я знаю, я понимаю, все будет! Но такого счастья, как там, уже не будет. Такого беззаботного, безраздельного, как ты говоришь, безбашенного счастья, свободного, как птичий полет, такого уже не будет. С завтрашнего дня я перестану принадлежать себе, понимаешь? Даже в твоих объятиях я буду всегда помнить, кто я и что я. А там ничего этого не было. Были только мы с тобой, лес, небо и ручей у янтарной сосны.

Николай молчал и слушал ее, и сердце его сжималось от любви, нежности и отчаяния, оттого что он никак не может ее защитить от этого «завтра». Не может, потому что сам этого хотел.

– Не оставляй меня сегодня, Коленька… – У нее дрожали губы.

– Ты думаешь, это правильно? А Шурочка, а Лиза, как ты им объяснишь? А остальные?