Песня прошла на ура! На фоне неплохих, но уже малость заезженных романсов она прозвучала свежо и ново. Николай решил усугубить и спел окуджавовскую «Молитву Франсуа Вийона». Вот тут уже был шок – ничего подобного никто из присутствующих никогда не слышал.
Войдя во вкус, чувствуя неподдельный интерес компании, Николай опять вернулся к военным песням и спел «Вы слышите, грохочут сапоги», а потом и одну из самых своих любимых – «Поля изрытые лежат» из фильма «На войне как на войне». Он хотел было спеть и песню из «Белорусского вокзала» про 10-й десантный батальон, но вовремя передумал – это была песня победителей, которыми никто из сидевших рядом с ним офицеров не являлся.
«Надо быть поосторожнее, – подумал Николай, – а то можно такого спеть! „Комсомольцы-добровольцы“ тут явно не прокатят, как и „Три танкиста“».
А мозг тем временем извлекал из своих закромов все новые и новые мелодии. Вспомнилась и митяевская незабвенная «Изгиб гитары желтой». Припев подхватили, и, когда допели последний раз «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!», Маруся Волкова, восторженно глядя на Николая, спросила:
– Кто написал все эти чудесные песни?
– Так, один знакомый, – уклончиво ответил Николай, чем, кажется, полностью уверил девушку в своем авторстве.
Желая расшевелить компанию и хоть немного развеселить Машу, загрустившую на третьем куплете песни Олега Митяева, он спел «Диалог у новогодней елки», а затем «Кавалергарда век недолог». Потом Николай предложил спеть еще кому-нибудь, но все отказались и попросили его продолжить.
– Отличные песни, – сказал Пепеляев, – никогда таких не слышал.
– Спойте еще, Николай Петрович, – умоляюще сложила руки Маруся.
Николай улыбнулся ей и запел:
Это была своего рода проверка. Советскую версию про «сотню юных бойцов из буденновских войск» Николай знал с детства. Уже в весьма зрелом возрасте узнал, что у нее был оригинал – казачья песня периода Русско-японской войны. Когда он услышал ее впервые, то был потрясен тем, насколько она трогает за душу. Советский вариант как-то совсем не трогал – обезличенные бойцы, почему-то все юные, обезличенная разведка непонятно где, разве что степь украинская. В казачьей песне все указано четко людьми, явно пропустившими эти события через себя. Речь идет о рейде казаков под командованием генерала Мищенко на Инкоу. А почему она цепляет, а советский вариант нет, Николай и сам толком не мог объяснить. Но вот слова «комсомольское сердце пробито» и «передай дорогой, что я честно погиб за рабочих» как-то совсем не трогали. Что значит «комсомольское» сердце? Оно какое-то особое, не как у всех? Вот в казачьем варианте «удалецкое сердце», и тут все ясно. И потом, если в предсмертные мгновения человек вспоминает о рабочих, то у него не все в порядке с психикой. Другое дело в оригинале, там смертельно раненый урядник просит коня совсем о другом: