Невместно ему!

Боярин он! Не холоп какой… а по-лембергски не разумеет. А дочка может.

Где научилась только?

Вот об этом и спросить ее можно.

Устинья сидела, вместе с матерью подарки царевича разбирала. Встала, отцу поклонилась, как до́лжно:

– Батюшка? Уехал посланец?

– Уехал.

– Вот и ладно. А мне тут нитки взамен утраченных, стеклярус разный… откуда только царевич и знал, что нам требуется?

Переглянулись боярин с боярыней. А и правда – откуда? Только вот выводы слишком уж неприятные были. Так что Алексей Иванович и думать дальше о таком не стал. Царевич ведь!

Не будет ведь он девку похищать, словно тать какой? Правда же?

– Устя, ты… откуда ты лембергский узнала?

Устя только руками развела:

– Батюшка, не вели казнить, а только ты учителя Илюшке нанимал.

– Было дело.

– Подслушивала я. И подсматривала, когда он науку превосходил. Вот и выучилась. Только плохо я его знаю, вот франконский лучше.

Боярин едва зубами не скрипнул.

Илюшка-то науку как раз и не превзошел. Ничуточки. На иноземных языках не говорил почти, писал как курица лапой, а уж читать на них… куда там! А тут девка глупая!

Обидно…

– О чем тебе, Устяша, царевич написал? – Боярыня как поняла, что мужу неуместно о таком спрашивать, и помогла.

– Царевич написал, что через два дня пригласит тебя вдовая государыня Любава. И меня с тобой. Аксинья уж и не знаю, придет ли в себя. Нехорошо, когда боярышня на лавку сесть не может.