Устя подняла, глазами пробежала. Писал царевич на лембергском. А она на нем читала легко, чай, в монастыре не одна книга на нем была.

Устиньюшка, свет мой!

Прими, не побрезгуй. С маменькой поговорил, обещала она через два дня боярыню Евдокию позвать.

Вечность целая!

Весь я в мыслях о тебе.

Твой Федя.

– Что царевич пишет? – Как боярину с любопытством совладать?

– Прочитай, батюшка. У меня от тебя да от матушки секретов быть не может.

Устя грамотку протянула, а сама за сверток взялась. И едва не зашипела в гневе.

Иглы.

Тонкие, дорогие… Штук двадцать их тут.

Шелк разноцветный, не только синий. Золотая нить – хоть вышивать, хоть шить.

Бусины стеклянные самые разные, на десяток девок хватит, не то что ей одной.