Чай красновато-коричневый, да молоко еще оттенок разбавило. Вот и получилось ржавое пятно, некрасивое…

– Ах ты…

Марина еще одно ругательство выплюнула – и за дверь вылетела. Переодеваться.

А может, еще и чаем ее ошпарило. Хотя это уже неправда. Он не такой горячий. И молоко разбавило. Ох-х-х.

Фёдор руки протянул, Устинью за плечи взял.

– Устенька моя… красавица…

– Царевич, я не холопка какая, меня в углу зажимать!

– Не холопка, конечно. Боярышня… царевной будешь. А хочешь – царицей? Все для тебя сделаю, только не противься… ты мне как воздух нужна, жить без тебя не могу, дышать не получается…

И выглядел Фёдор при этом так… Устя даже встревожилась. Лба его коснулась.

А ведь и правда – вид ошалелый.

– Да здоров ли ты, царевич?

– Не знаю. Только о тебе думаю, едва два дня эти прожил… как до отбора доживу, не знаю… обними меня, Устяша! Устенька моя…

Устя задрожала.

Еще шаг, еще движение, и она…

Она с собой не совладает.

Но Фёдор не успел шелохнуться. Дверь наново открылась.

– Отпусти боярышню, братец. Непотребное творишь!

Когда б на Фёдора ведро воды вылили, и тогда б он так не подскочил.

– Брат?!

Устя развернулась, поклонилась в пол.