– Одобряю, Фёдор. Когда жениться решишь, благословлю.
– Благодарствую, брат.
– А ты, боярышня, что скажешь? Порадовал я вас?
Устя сама себе удивилась. Она еще говорить может? Может ведь? Правда?
– Ты, государь, всех порадовал. Брата своего, родителей моих, вдовую государыню. А меня спрашивать никто и не будет, девке ведь своего ума не полагается.
– Не люб тебе мой брат?
А брови сдвинуты, но только для вида. Устя точно знала – не сердится. Сколько раз подглядывала, как царь государственными делами занимается, с боярами говорит, послов принимает. Все его выражения узнавала. И это тоже. Весело ему, любопытно. Не встречалось ему такого ранее.
– Ему отвечала, государь, и тебе отвечу. Любить того, кого не знаешь, – это только в сказке. Вот там и жар-птицы, и царевичей с первого взгляда любят. А жить-то мне не с красной шапкой, не с сафьяновыми сапогами. Жить с человеком, а я его и не знаю.
– Разумна ты, боярыня. Не по годам разумна. Вот вы с Фёдором и встретились, чтобы получше друг друга узнать, верно ли?
– Государь, не гневайся за дерзость. А только я с любимым хочу жизнь прожить, детей ему рожать, стариться вместе. Можно ли с единого взгляда понять, твой это мужчина или нет? Живой ведь человек, не картинка лубочная.
– Правильно говоришь, боярыня. Хорошо же. Приходи сюда, в палаты, встречайтесь с Фёдором. И помни, брат, руки при себе держи. Редко мне такие разумницы встречаются. Чтобы и говорила спокойно, и не тряслась, как хвост овечий.
И снова язык быстрее разума распорядился.
– Неуж ты, государь, испуганным овцам на хвост смотрел?
Борис на Устю посмотрел удивленно. А потом понял – и захохотал. Весело и звонко, совсем как мальчишка. Фёдор сообразил позднее – и к брату присоединился. Едва отсмеялись, болезные.
– Я тебе, боярышня, отару подарю. Полюбуешься.
– Государь, так мне их и пугать-то нечем.
Давно эти стены такого смеха не слышали. А на пороге соляными столбами стояли вдовая царица Любава и боярыня Евдокия. И глазами хлопали, как две совы.