Когда Фёдор с Михайлой Устинью в комнату ее несли, Анфиса в щелочку подглядывала, видела, как Фёдор смотрел на Заболоцкую. По-хорошему-то, на баб не смотрят так.

Это ж даже не похоть была, как Фиса видела несколько раз, это… одержимость какая-то!

Приворот! Точно, оно!

А и кому разбираться еще, как не Заболоцкой? Анфиса про нее не слишком многое знала, но слухи доходили. И о прабабке ее, та вроде как травница.

Не сама ли Заболоцкая и яд подлила да на Мышкину свалила? Говорят, теперь несчастную в монастырь сошлют, батюшка ее, боярин Фома Мышкин, к государю приходил, в ногах валялся.

Вроде как договорился он с боярами о выкупе, но дочь все одно в монастырь придется отдавать. Могла ли Устинья соперницу устранить?

Хотя ей-то зачем? Царевич все одно никого, кроме нее, не заметит, не увидит. А, неважно!

Анфисе действовать надо, действовать быстро, решительно!

Кувшинчик, который ей боярин Раенский передал, вот стоит, дразнит, манит, искушает, шепчет, что и делать-то ничего не надобно. Просто Фёдора к себе заманить да водицы ему подлить заговоренной. И снимется приворот, и Фёдор лишь одну Анфису любить будет.

Почему?

А почему б и нет? Что она – недостойна? Достойна, конечно! Только действовать надобно, и побыстрее! Чем быстрее, тем лучше!

Так что Анфиса Фёдора подстерегла в коридоре. Тот как раз от Устиньи вышел, Михайла за ним, по сторонам царевич не сильно смотрел, торопился.

И совершенно случайно на боярышню налетел. Да, и такое бывает…

Ахнула Анфиса, на пол сползла, за ногу схватилась.

Фёдор глазами сверкнул. А все ж выбора нет, помочь надобно, боярышня, не девка какая, не бросишь ее на полу валяться.

– Михайла!

– Ох, прости меня, дуру, государь! – Анфиса так запричитала, что Фёдор остановился даже. – Умоляю, царевич, удели мне время! Хоть крохотное? Два слова тебе сказать бы, а там хоть со двора гони!

Фёдор вздохнул, Анфису с пола поднял, та мигом грудью прижалась, Фёдор ее хорошо почувствовал, прочувствовал даже.

А только – не то!

Вот Устя на руках его, и голова откинута, и жилка на горле тоненькая бьется – и вот девка, привалилась, плоть горячая, дышит влажно… и неприятно!