Добряна их на подъезде к роще встретила, как знала о приезде.

– Государь! Устя!

Устинья с коня спрыгнула, поклонилась:

– Поздорову ли, сестрица?

– Властью матушки Живы все благополучно. И ты, государь, проходи. Я смотрю, у тебя все намного лучше стало, но я и еще помочь рада буду.

Борис и спорить не стал. Затем и ехал.

– Добряна, поговорить бы нам.

– Слушаю, государь.

Замялся Борис, на Устинью взгляд бросил.

– Я пока на пригорочке посижу, отдохну. – Устя поняла, что царю узнать что-то надо. Не обиделась она, да и на что тут обижаться? У каждого свои секреты есть, она Борису тоже не все рассказала…

Пусть поговорит спокойно.

А она отдохнет, посидит…

В роще тихо было, спокойно, уютно. Главное – тихо. Очень Устинье этого не хватало. Спокойствия, защищенности, может, даже и стен монастырских. Там она к келье привыкла, к тишине и покою. А тут?

Затянуло ее в новую жизнь, закипело вокруг, забурлило, а она ведь не поменялась. И сейчас Устя просто сидела и слушала тишину.

Пронзительную.

Невероятную.

Тишина, казалось, была ощутима, она обволакивала и проникала внутрь, она ласкала и успокаивала. И Устя прикрыла глаза, отдаваясь всей душой этому редкому чувству.

Тихо. Безопасно.

Можно расслабиться.

Это – тоже счастье.