Михайла ее взглядом проводил, порадовался. Может, отвяжется от него липучка глупая? А ежели себя еще убедит, что это она подлеца бросила, и вовсе хорошо будет.

Ну ее, Аксинью эту, без нее хорошо живется.

Теперь важно, что Устенька скажет.

Впрочем, время есть еще, всенепременно согласится она. Никуда не денется.

* * *

Анфиса Утятьева сидела на то время в саду зимнем, о своем думала. Криков в тереме и не услышала она даже, через половину палат царских, а и услышала бы – не до того! Ей бы о своем подумать, о девичьем, о важном.

Выходило так, что поморочили ее знатно с Фёдором, посулили царствие небесное, а что вышло? А вышло неладно все, так что девушке разумной о себе подумать надобно. Лучше все ж синица в руке, чем журавль в небе, да и журавль там али дрянь какая?

Приступ у Фёдора ей хорошо помнился, лицо его помнилось, страшное, жуткое, посиневшее, как выгибался он на полу, выл зверем раненым…

Приворотное зелье так подействовало?

Да, наверное.

Хорошо еще, не яд там был. Но тут и сама она проверила, глоток из кувшина сделала.

Нет, не яд.

Да не о том речь сейчас. Понятно, у боярина свой интерес, а вот Анфисе что делать?

Ежели подумать…

Было на отборе семь боярышень, осталось куда как меньше.

Мышкина, Орлова, Васильева…

Теперь еще и она, Анфиса.

Заболоцкой думать не о чем, Фёдор в нее крепко вцепился, не оторвешь, Данилова на царя смотрит, более ни на кого. Дура!

О ком бы государь ни думал, да точно не о Марфушке, он сквозь нее глядит, ровно как сквозь стену. Разве из вежливости отвечает. Анфиса такое видела.

Рано или поздно закончится отбор, да и не отбор это – балаган. Фёдор свой выбор давно сделал. А когда зелье приворотное не сработало… что Анфисе остается?