Только вот…

Другие это язвы были, не смертельные.

Минуты шли, Марфа выла, скулила, язвы боль немалую причиняли, но умирать не торопилась она.

И Устя выдохнула.

Поняла: когда б Марфу извести хотели, она б во сне и отошла, Верке много не понадобилось.

Адам Козельский влетел вихрем, к боярышне кинулся, как сокол на добычу, только мантия мелькнула.

– Что?..

И сам понял, увидел… не растерялся, склянку из саквояжа выхватил, в ложку накапал – и ту меж зубов Марфе и сунул.

Устя принюхалась.

Запах ей знаком был, смолистый, чуточку горьковатый…

– Опий?

– Он самый. Чистейший! – Адам тихо отозвался, продолжал за Марфой наблюдать. – Обычно я его разбавляю вшестеро, да тут не надобно…

Марфе того и хватило, упала девушка на кровать, голова откинулась назад – и Адам ее осмотреть смог.

– Не знаю, что и сказать… боярышня. Царевич… Язвы похожи на проказу, но это, безусловно, не она. Кожное заболевание? Но язвы неглубокие, чистые и идут по всему телу, они не нарывают, они попросту открылись…

Устя лицо потерла.

Имеет ли она право промолчать сейчас? Ох, не имеет… Марфа и разум потерять может, и что угодно сотворить с собой…

– Что тут происходит?!

Холопов в тереме много, мигом к государю кинулись, с этим-то отбором… да и интерес его к боярышне Даниловой видели. Или ее интерес? Неважно это.

Вместе были, разговоры разговаривали, государь ее до светелки провожал – злым языкам и меньше того надобно, чтобы грязь намолоть.

Фёдор обернулся, что-то объяснять принялся, Устя на Бориса посмотрела умоляюще. Государь головой качнул: