Да и уедут.

И так питаться мертвые Захарьины долго могли. От одного к другому, от третьего к четвертому…

А вот что теперь с этим делать? Мертвых бабушка упокоила, а живые-то просто так не сдадутся, да и как о таком сказать?

Я искренне пыталась что-то вспомнить из своей черной жизни, может, видела я чего или подозревала? Не выходило.

Царица? И царица, и что? Свекровь как свекровь. При мне она голой не плясала, черных петухов в жертву не приносила.

Боярин Данила?

И за ним ничего я не замечала странного.

А ведь было все это, и сейчас есть, и тогда было. И что делать со всем этим?

Не знаю.

Попросту не знаю. И само такое не расползется, и сказать о таком… кому?

Борису? Это мачеха его, брат его, это ущерб репутации, это урон такой, что и сказать страшно…

Патриарху?

Кому?

Я не знаю, что с этим делать. Понимаю, что упырей извели – хорошо. А дальше-то как быть? Книгу сжечь только осталось, но получится ли? Это ведь в обе стороны работает, книга род свой поддерживает, а род книгу силой питает. Когда хоть кто-то из рода останется, возродится эта пакость, наново ее написать можно. А Любава с Фёдором… их убить придется. Борис на такое не пойдет.

И Раенские еще останутся, и кукловод тот загадочный… Узнать бы про ведьму Инессу подробнее, может, тогда прищучим гадину?

Мне страшно.

Мне очень-очень страшно…

* * *

Царица Любава поморщилась.

Ух, так бы и влепила этой дуре с размаху пощечину, чтобы у нее зубы лязгнули.