Марина с ним и поработала.

Чуточку воспоминания обострила, жажду мести добавила туда, где была безнадежность, а тяга к крови у Никифора и так была. Своя, собственная.

Ему и так убивать нравилось, только ранее он себе того не позволял, сдерживался. А сейчас – спустил себя с цепи, вызверился вовсе.

И слухи до Марины доходили о разбойничке. Чего только не делал он.

И лошадьми людишек разрывал, и собаками травил, и к деревьям привязывал – изгалялся всяко…

Марину то сильно не волновало, подумаешь, людишки какие, бабы еще нарожают, а вот Борис злился, гневался, облавы посылал. Ну так… пошлет государь облаву, а та впустую проездит. А спустя месяц опять все начинается. Борису и в голову не приходило, что его Маринушка разбойнику, татю лютому, весточки передает.

А она передавала исправно и взамен получала кое-что ей надобное. Не самой же людишек убивать? Так и заподозрить могут. А тати…

Был человек да и сгинул.

Был гонец, да письмецо и не доехало.

И такое бывает…

Пока Марина о жизни своей печальной думала, снаружи шум поднялся, гам, крики…

Напряглась царица, насторожилась, от стены возка на всяк случай отодвинулась, потом и вовсе на пол легла, приказала служанкам себя загородить. Мало ли что?

Болты арбалетные возок и пробить могут, а ведьме умирать вовсе даже не хотелось…

Девушки лежали сверху, возились, плакали, пол был холодный и грязный, от девок пахло неприятно – по2том, кислой овчиной, кажется, одна из них еще и описалась со страху… Марина терпела.

Что может быть глупее – погибнуть в двух шагах от свободы?

И вообще…

Потом она их всех убьет. Прикажет убить. И сама примет участие. Отдаст их Никифору, и парни его потешатся, и сама Марина себя сбережет. Хоть и не боялась она разбойников, да брезгливо как-то.

А сейчас просто надо потерпеть. Просто подождать. Совсем немного осталось.

А стрелы летели, свистели, кричали от боли люди… Потом все стихло. Марина продолжала лежать, пока кто-то не постучал в дверь возка:

– Живы? Эй, там?!