– Благословляю! – и Любава подключилась.
– Одобряю, – добил Борис. Ему не до того было, но… не Устинья? Вот и ладно сие!
Подоспевший лекарь у него перенял тело Устиньи, на лавку уложил, пульс пощупал.
– Что скажешь, Адам?
– Не вижу причин для обморока, государь. Сердце боярышни бьется ровно, дыхание спокойное…
А что в рукаве его балахона исчезла нитка жемчуга из косы Устиньи – кто на то внимание обратит?
Устя на лавке лежала ровно мертвая.
* * *
Устя в себя пришла еще на руках у Бориса. Но лежала молча и тихо. Что с ней случилось?
Примерно она поняла.
Порчу на волхву наводить – дело гиблое и глупое. Неблагодарное и напрасное.
А вот разово воздействовать как-то можно. Долго не получится, да заговорщикам и пяти минут хватило, поздно уж переигрывать.
Как? То есть чем ее взяли?
Это Устя поняла, когда у нее из косы что-то вытянули. Но… ее волос касалась только Аксинья.
Опять?!
Снова ее предали самые близкие?
Ох, видимо, сколько кушин разбитый не замазывай, а пить из горсти придется.
Аксинья, дурочка, что ж тебе пообещали-то? Устя хотела было рот открыть, а как слова царицыны услышала, так и поняла все, сразу, ровно ее еще раз ножом ударили.
Дурочка!