Чрез десять дней после этого происшествия я получил позволение съездить на сутки в Петербург. Шарлотты уже не было на ее квартире. Я справился в канцелярии военного генерал-губернатора и узнал, что ей была выдана, по записке французского посла, подорожная чрез Москву до Брод… Она уехала в Вену, сказали мне в магазине г-жи Ксавье, ее приятельницы, где она забирала модные товары[1233]. Я сжег все записки, и тем это дело кончилось. Пусть это происшествие послужит уроком не только молодым людям, но и старикам – любителям коротких связей с иноземками. Иногда безвинно можно навлечь на себя большое несчастие. Хорошо, что я так счастливо отделался!

Припоминаю одно трагикомическое приключение, случившееся со мною в то время, когда я был в дружбе с этою сиреною, которой я повиновался безусловно. Шарлотта была в большой дружбе с несколькими француженками – содержательницами модных магазинов, актрисами и некоторыми женщинами-щеголихами, ловкими, умными, которых занятия были мне неизвестны. Между ними особенно памятны мне мадам Ксавье, женщина необыкновенно высокого роста, величественного вида, тогда уже на отлете, но сохранившая следы необыкновенной красоты. Говорили, что во время Французской революции, когда безумцы уничтожали во Франции христианскую веру, г-жа Ксавье, имевшая тогда другое прозвание, избрана была Робеспьером и его сообщниками, составлявшими Комитет общественной безопасности (Comité du salut public)[1234], для разыгрывания роли богини Разума – и разъезжала на торжественной колеснице по Парижу. Я однажды спросил у мадам Ксавье, справедливо ли это, и она отвечала мне шуткою: «Et pourquoi pas! (А почему же нет!) Разве я не создана для роли богини!»[1235] Г-жа Ксавье была женщина необыкновенного ума, умела свести весьма короткое знакомство со многими из русских дам и даже езжала к некоторым из них в дом, когда они принимали только самые короткие и близкие лица. О связях мадам Ксавье говорили, кажется, более даже, чем было в самом деле – но справедливо, что в ее квартире бывали иногда свидания между лицами, которые не могли сходиться явно. Другая приятельница Шарлотты, также содержательница модного магазина, была мадам ***. Не могу назвать ее, потому что дочь ее вышла замуж за русского дворянина, человека отличного. Другой короткой приятельницы Шарлотты, г-жи ****, я также не должен называть по имени. Дети и внуки их – люди порядочные и не должны отвечать за юность своих бабушек или маменек. Шарлотте вздумалось ехать с дочерью мадам *** и госпожою **** в маскарад к Фельету, и мне надлежало быть их кавалером. За неделю вперед говорили, что маскарад будет блистательный и что там будет весь дипломатический корпус и вся наша знать. Мои дамы собирались мистифировать важные лица, следовательно, надлежало и мне маскироваться, чтоб по мне и их не узнали. Долго рассуждали о костюме и решились, чтоб я оделся диким американцем, а они креолками. У театрального костюмера г. Натье, я выбрал для себя богатый костюм: трико коричневого цвета, пояс и головной убор из страусовых разноцветных перьев и плащ из настоящей тигровой шкуры. При этом были, разумеется, колчан с стрелами, лук, булава и несколько снурков кораллов на шею. В день маскарада, к вечеру, мне принесли мой костюм, и я, нарядившись в него, захотел похвастать перед товарищами и в 8 часов вечера отправился в конногвардейские казармы к искреннему приятелю моему поручику Фащу (нашего лейб-эскадрона), домоседу, у которого всегда почти по вечерам собирались офицеры. Поверх моего костюма я надел офицерскую шинель, в один рукав, и уланскую шапку. Пробыв с час у Фаща с офицерами, я вознамерился ехать к моим дамам. Вышед на лестницу, услышал я звуки шпор внизу. Я остановился на повороте лестницы, возле фонаря, и вдруг его высочество цесаревич взбежал на лестницу и, увидев меня, остановился… Надлежало взяться за козырек шапки… я поднял руку – и мой американский костюм блеснул во всей красе!.. Делать было нечего – попался! Его высочество велел мне подождать себя на лестнице, а сам пошел в полковую канцелярию, чрез несколько минут воротился и сказал мне: «Ступай за мною!» Я повиновался. Его высочество был с адъютантом своим полковником Олсуфьевым; они сели в сани, а его высочество сказал мне: «Становись на запятки!» Я исполнил его приказание. «Пошел в Мраморный дворец[1236]!» – и сани понеслись. Вот те и маскарад – на гауптвахте! – подумал я.