Однажды за обеденным столом граф Потоцкий стал подшучивать над одним флигель-адъютантом, бывшим в коротких связях с знаменитою французскою трагическою актрисою мадемуазель Жорж, которая была тогда в полном цвете красоты и в полной своей славе[1231]. Когда шутки рикошетами обратились на самого графа, он сказал: «Но все же я ужасно боюсь связей с француженками! Это застрельщицы Наполеона, и я готов биться об заклад, что все они или, по крайней мере, три четверти – шпионки… Меня предостерегли люди, которые очень хорошо знают это дело…» Слова эти, как говорится, я намотал себе на ус. Ослепленный моею страстью – я несколько прозрел!..

Через несколько недель после нашей дружбы Шарлотта хотела знать мнение мое о Наполеоне, и я сказал откровенно что думал, а именно что почитаю его величайшим гением нашего века, как полководца и как правителя, сокрушившего гидру революции, которую я всегда ненавидел и ненавижу, восстановившего веру, порядок и безопасность, но желал бы, для блага и славы самого Наполеона, чтоб он укротил свое честолюбие и, довольствуясь Францией и сиротою Италией, оставил в покое другие народы… После этого объяснения, дней за десять до обеда графа Потоцкого, Шарлотта стала расхваливать передо мною нашу конницу и спросила у меня, сколько у нас всей кавалерии. Я не мог ей отвечать на память. «А я и забыла тебе сказать, – примолвила она, – что у меня есть в Париже двоюродный брат, который занимается составлением общей европейской статистики и просил меня сообщить ему некоторые статистические известия о России… Труд этот, если будет хорош, доставит ему счастье… Возьмись, любезный друг, собрать сведения. Вот, например, о вашей коннице тебе весьма легко будет собрать известия в канцелярии вашего шефа… Возьми эту бумажку и отвечай мне на вопросы…» Я легкомысленно обещал и взял четвертушку бумаги, на которой было десятка с два вопросов, и, не читая, положил в карман… Молодо-зелено! Но как всякие справки в этом роде были для меня трудная задача, то я и не торопился, ожидая удобного случая, т. е. встречи с людьми, которые могли бы отвечать основательно на эти статистические вопросы. Однако ж я прочел их бегло дома, но мне и на ум не пришло какое-либо дурное намерение со стороны Шарлотты!

Слышанное от графа Потоцкого возбудило во мне сомнения… Я стал внимательно перечитывать вопросы и при этом случае вспомнил предостережение доброго Талуэ насчет Калипсы, Цирцеи и сирен! Это означало явно – погибель от безрассудной любви! И точно, вопросы по внимательном рассмотрении показались мне весьма странными, даже подозрительными и вовсе чуждыми статистике. Например, в вопросе о кавалерии надлежало объяснить комплект полка и означить, сколько рекрут поступило в полк после войны. Спрашивалось также: какой комплект артиллерии при стотысячной армии?.. Всего теперь не вспомню. Но что более всего меня поразило – это вопрос, каким образом получаются и распространяются в России английские журналы и брошюры и где именно центр английских приверженцев?.. Почему этот вопрос касался статистики?.. Дело показалось мне ясным, но я все еще не хотел верить дурному намерению и полагал, что сама Шарлотта могла быть обманута. Прежде всего я решился посоветоваться с зятем моим, А. М. И.[1232], человеком необыкновенно умным, проницательным и холодным, и на другой день отправился в Петербург.