Чтобы вернуться к подлинному истоку философствования, дóлжно не просто, скажем, физически или культурно отправиться на 2 500 лет назад (что для настолько глубоко погруженных в историю существ, как мы, совершенно невозможно). Скорее, нужно получить специфический опыт беспокойства, образующий подлинное основание подобного вопрошания! Из метафизики понятия (или субстанции, или логики, или категорий) у Хайдеггера, стало быть, вновь возникает метафизика опыта, а именно – опыта конечного и сознающего свою конечность присутствия.

Особый опыт беспокойства, укоренен для недремлющего Dasein в онтологическом вопрошании. Во всем, действительно во всем, он имеет дело с особой формой всегда становящейся временности, в которой пребывают люди, иначе говоря – с опытом их временности, каковая, будучи правильно описана, всегда есть также опыт их конечности.

Такой опыт ситуативно привязан к особым, проявленным мгновениям экзистенции, в которых особенным образом являлся, ставился, напрашивался вопрос о бытии: по Хайдеггеру, вовсе не мы ставим себе вопросы. Истинные вопросы сами ставят себя нам!

Но что это за опыт? По Хайдеггеру, это, опять-таки, опыт резкой и интенсивной экзистенциальной безоснóвности или даже бездонности. В особенности опыт близости к смерти. Опыт ужаса. Опыт зова совести.

Подлинное основание нашего метафизического вопрошания, а значит и самой метафизики, это вовсе не фундамент, но бездна. Вовсе не оберегающее нас Нечто, но Ничто. Соразмерная нашему существу метафизическая экзистенция основана на фундаментальной безосновности! Именно поэтому она возможна и переживаема как действительно свободная. Она онтологически бездонна – как и всякая экзистенция всякого присутствия.

В этом смысле мировоззренческие и философские подпорки, сооружаемые людьми как культурными существами, чтобы ориентироваться на них в своем присутствии и максимально сносно устроиться в этом мире, – именно эти опоры отвлекают от существенного в экзистенции. Они – часть иллюзии, но не действительности. Только взгляд в бездну рождает подлинное, настоящее.

Конкретный опыт, конкретное переживание ничто есть истинное условие возможности всякого смысла присутствия. Это «Ничто» в подлинном смысле «есть» так же мало, как и «бытие». Оба они, по Хайдеггеру, не «есть», но «имеются» или «даны». Имеются как опыт, как переживания, для конечных, временных экзистенций.

Тот, кто так философствует, конечно, неизбежно пытается – и Хайдеггер был первым, кто это признал, – «вырваться за пределы языка». Правда, именно в этом столкновении присутствие как раз и продуцирует то, что обычно называют смыслом, а именно опыт полной, свободно обоснованной, исполненной решения жизни.