«Время султанов кончается!»

В народе знали о нескромных при Абдул Хамиде II расходах султанского двора, где содержалась одна тысяча лакеев; восемьсот человек поваров и кухонной прислуги; четыреста музыкантов, комедиантов, певцов, шутов, акробатов и жонглеров; триста евнухов для гарема; пятьдесят парикмахеров; по стольку же декораторов, библиотекарей, церемониймейстеров, аптекарей, переводчиков, охотников за крупной дичью, охотников за птицами; содержалось также тридцать муссанебов — людей, развлекающих султана; шестьдесят врачей. Было при дворе пятьдесят четыре камергера и генерал-адъютанта, и каждый получал шестьдесят тысяч лир в год. Дворцовая кухня готовила ежедневно обедов на четыре тысячи дармоедов. Охрана одной ночи мнительного султана обходилась в пять тысяч лир. Дороговато! Нехорошо…

— Стало быть, султанское правительство уступает ангорскому? — весело спросил Фрунзе.

— Армия, считающая себя защитницей султана и халифа, однажды переходила в наступление на кемалистов, но была разбита Ангорой. Мы, военные, не поддержали эту армию глупых.

О личности султана — молчок, никто ни слова. Давали только справку: шестидесяти лет, сын помершего Абдул Хамида («Кровавого», «турецкого Николая II», — вспомнил Фрунзе слова Ленина), на троне его еще не было видно: сразу попал под «покровительство» английских войск. Его словно и не существовало. Шли будто бы важные бумаги от его имени, но все невпопад и будто ниоткуда.

«С ним считаются, как с прошлогодним снегом, — подумал Фрунзе. — Страна фактически живет без султана и видит, что от этого не рушится мир. Подорвана идея султаната? Нет, убита! Это революция…» Фрунзе спросил генерала:

— В Анатолии, значит, вы чувствуете себя как дома?

— Я, начальник квартирмейстерского отдела султанского генштаба, приехал в Анатолию инспектировать. Инспектирую, однако, в интересах ангорского генштаба. Многие учреждения столицы так или иначе работают в пользу Ангоры.

— И правитель сэр Харингтон ничего не может с этим поделать?

— Не может, бедняга. Хотя тратит на оккупацию огромные средства.

Фрунзе положил вилку и откинулся на спинку стула:

— Естественно! А турецкие военные училища столицы?..

— Под носом у Харингтона переправляют молодых офицеров в Анатолию, в армию Гази. Рыбаки перевозят людей, оружие.

Фрунзе громко рассмеялся:

— За всем не уследишь!

Справа от Фрунзе сидел городской голова, Мер-эфенди, седой старик, которому все говорили «ата». За столом и воинский начальник, и члены управы. На непременный вопрос — а что такое Советская власть? — Фрунзе ответил словами Ленина: властвуем, не разделяя по жестокому закону Древнего Рима, а соединяя трудящихся неразрывными нитями живых интересов… Наше новое государство прочнее, чем насильническая власть, объединяющая ложью и железом.