Всё, что хочет сказать Лесков, сводится к понятным максимам: архиерей может оказаться и «архилютым крокодилом», и добрым человеком; он тоже подвержен законам естества, а потому может страдать припадками «геморроидального свойства» и несварением желудка.

«Мелочи архиерейской жизни» – лесковские очерки о русском духовенстве, вскоре запрещенные цензурой

Но для многих представителей духовного сословия подобный взгляд на иерарха как на простого смертного показался обидным. Церковная печать обрушила на дерзкого автора беспощадную критику⁶¹⁰, которая в итоге привела к запрещению шестого тома собрания его сочинений, сочтенного «дерзким памфлетом и на церковное управление в России, и на растление нравов нашего духовенства»⁶¹¹. Лесков считал эту критику несправедливой. 7 января 1881 года он писал И. С. Аксакову:

«Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины… В одних “Мелочах арх[иерейской] жизни” я погрешил (по неведению), представив архиереев, как писал мне один умный владыка, “лучше, чем они есть на самом деле”, Вы говорите: “их надо дубьем…” А они дубья-то Вашего и не боятся, а от моих шпилек морщатся…»612

«Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины… В одних “Мелочах арх[иерейской] жизни” я погрешил (по неведению), представив архиереев, как писал мне один умный владыка, “лучше, чем они есть на самом деле”, Вы говорите: “их надо дубьем…” А они дубья-то Вашего и не боятся, а от моих шпилек морщатся…»⁶¹²

Уже в совсем другую эпоху Лесков в письме Толстому резюмировал всё, что писал о Церкви и ее служителях:

«Хотят не того, и этого хотят не какие-нибудь плохие, а хорошие люди, которые как будто наскучили блужданием и служением Богу в пустыне, и хотят видеть и осязать его, а я, конечно, знаю, к чему это вело людей ранее и к чему ведет и уже привело иных теперь, – и я от этого служения отвергаюсь и положил: продолжать делать то, что я умею делать, то есть “помогать очищению храма изгнанием из него торгующих в нем”. <…> Работая над тем, над чем я работаю, то есть соскребая пометы и грязь “купующих и продающих” в храме живого Бога… Словом, я хочу оставаться выметальщиком сора, а не толкователем Талмуда»613.

«Хотят не того, и этого хотят не какие-нибудь плохие, а хорошие люди, которые как будто наскучили блужданием и служением Богу в пустыне, и хотят видеть и осязать его, а я, конечно, знаю, к чему это вело людей ранее и к чему ведет и уже привело иных теперь, – и я от этого служения отвергаюсь и положил: продолжать делать то, что я умею делать, то есть “помогать очищению храма изгнанием из него торгующих в нем”. <…> Работая над тем, над чем я работаю, то есть соскребая пометы и грязь “купующих и продающих” в храме живого Бога… Словом, я хочу оставаться выметальщиком сора, а не толкователем Талмуда»⁶¹³.