В другой статье Лесков рассказывает о «вычегодской Диане» – попадье в Печерском крае, которая, чтобы добыть семейству пропитание, вынуждена была охотиться и рыбачить, поскольку отец семейства заниматься этим не мог – по церковным канонам священник не имел права проливать кровь живых существ⁶⁰⁶. Понятно, на что так ясно намекает Лесков: законы, обрекающие на голодную смерть или толкающие женщин на мужские занятия, давно пора поменять. Церковное начальство эти намеки, разумеется, раздражали; и всё же, пока не кончилась эпоха Александра II, задиристому публицисту многое прощали. Но внутрицерковные законы переписывать никто, конечно, не собирался. Добавим, что и сегодня, полтора века спустя, они во многом прежние.

Лесков писал эти заметки отнюдь не только для заработка – он действительно хотел изменений. Однако ничто не менялось.

И его тексты о внутрицерковных нравах становились всё язвительнее, всё откровеннее. В созданных уже на исходе 1870-х «Мелочах архиерейской жизни» и примыкавших к ним более поздних «Архиерейских объездах» и «Епархиальном суде» он уже без обиняков рассказывал, как живут русские иерархи и низшее духовенство, полностью зависимое от произвола начальства.

В «Епархиальном суде» Лесков ссылается на Духовный регламент Петра I (правда, цитирует его не совсем точно – говорит о «несытых архиерейских скотинах»⁶⁰⁷, в то время как в документе 1721 года стоит: «Ибо слуги Архиерейские обычне бывают лакомыя скотины») и приходит к заключению, что православное духовенство нуждается в лучшем обеспечении (тогда ему не придется «прибегать к унизительным поборам, роняющим его во мнении прихожан») и в реформе церковного суда⁶⁰⁸. Он не сомневается, что слишком жесткое управление епархией не нужно и даже вредно, зато самоуправление идет делу только на пользу: всякая епархия, «подобно многим частям русского управления, умела прекрасно управляться сама собою, к чему русские люди, как известно, отменно способны, если только тот, кто ими правит, способен убедить их, что он им верит и не хочет докучать им на всякий шаг беспокойною подозрительностию»⁶⁰⁹.

В «архиерейских» хрониках Лесков остается верен себе и, указав на один полюс, не забывает о другом. Вместе с историями о «жестокосердом» Никодиме, «неуемном Смарагде», грубияне и драчуне, а также «запорниках», страдающих от несварения желудка, он рассказывает истории о других иерархах: во «Владычном суде» – о «дуже добром дедусе» киевском митрополите Филарете, готовом каждому оказать милость, в том числе еврейскому мальчику; в «Мелочах архиерейской жизни» – о веселом, но мудром простеце, пермском епископе Неофите Соснине, который любил половить карасей в пруду, приговаривая: «Старинная работка – апостольская!»; об образованном собирателе рукописей, преемнике Филарета на киевской кафедре Исидоре (Никольском).