11) Литературный фонд умоляю не отказать Варваре Долиной в содействии к тому, чтобы она могла докончить свое образование в каком возможно заведении, соответствующем началу, какое она уже получила. Зандрока и Макшеева прошу узнать, что может быть оказано Литературным фондом.

И 12) прошу затем прощения у всех, кого я оскорбил, огорчил или кому был неприятен, и сам от всей души прощаю всем всё, что ими сделано мне неприятного, по недостатку любви или по убеждению, что оказанием вреда мне была приносима служба Богу, в коего и я верю и которому я старался служить в духе и истине, поборая в себе страх перед людьми и укрепляя себя любовью по слову господа моего Иисуса Христа»¹⁰²⁶.

Голос Андрея Николаевича всё отчетливее дрожал – четыре пункта завещания были посвящены Варваре Долиной. Просьба о скромности похорон казалась аффектированной, ненатуральной. Не один Андрей – все остались в недоумении. Для чего требовать провести вскрытие, если в нем не было ни малейшей необходимости? Доктора хорошо понимали, что происходило с их пациентом, однако берегли его от волнений. Но особенно безжалостно звучал запрет на произнесение надгробных речей – Лесков не позволял близким выплеснуть скорбь в веками освященном обычае причитания по ушедшему, из-за гробовой черты не желая слышать похвалы, которых он, большой русский писатель, конечно, был достоин. В завещании билась неизжитая обида на литературных врагов, цензоров, душителей. Но расплачиваться предстояло тем, кто искренне его любил.

И они постарались сделать всё, как он просил. Андрей Николаевич разослал траурные телеграммы киевским родным, в Ржищевский монастырь – инокине Геннадии (в миру Наталье Семеновне Лесковой), в Бурты – Вере. Но ни Екатерина Степановна, ни брат Алексей с женой, ни дочь Вера, сославшаяся на болезнь, на похороны не приехали.

В газете «Новое время» от 22 февраля 1895 года вышло объявление: «В ночь на 21 февраля, в 1 час 20 минут, скончался Николай Семенович Лесков». Его хоронили 23-го числа.

Близкие собрались в его кабинете в доме на Фурштатской. Писательница и актриса С. И. Смирнова-Сазонова записала в дневнике:

«Покойник лежит в своей рабочей блузе. Кисея, которой он наполовину закрыт, как-то не идет к этому суровому потемневшему трупу. В руках у него большой золотой крест. Среди металлических венков один из живых роз от сына и невестки. На венке “Петербургской газеты” было сначала написано Лесникову, потом две буквы стерли, осталось пустое место.

Какая-то старушка, повязанная платком, положила перед гробом земной поклон. Но в публике за панихидой никто даже не крестился. Певчими были всё детишки в солдатской форме. <…> Простой деревянный гроб поставили на простые парные дроги, по последнему разряду, покрыли золотым покрывалом, прикрепили венки и повезли на Волково кладбище»¹⁰²⁷.