Валентина Федоровна Пикина считала, что всё это было началом погрома.

— Нынешняя молодежь, — говорила она, — к счастью, не пережила это время. И ей трудно до конца понять, какого мужества и самообладания требовал этот поступок — письмо Косарева к Сталину. Вместо того чтобы с перепугу публично каяться, начать стряпать доносы, как некоторые, увы, и делали, Косарев бросил вызов самому «вождю всех народов»! Фактически он подписал себе смертный приговор. Спросите, а чего же Александра Васильевича не арестовали тотчас, еще в 1937-м? Я много думала над этим. Еще в лагере, а потом в ссылке. И я теперь абсолютно уверена, что у Сталина созрел обширный и весьма конкретный план по уничтожению руководства ВЛКСМ и многих комсомольских работников страны. Так называемое «комсомольское дело». И всё шло своим чередом. На репрессии, аресты, казни, похоже, существовала какая-то дьявольская очередь.

Многие были перед сложнейшим выбором.

Определила свои позиции, как я уже писала, также инструктор ЦК ВЛКСМ Мишакова.

А попутно шла и другая жизнь: встречи, собрания, приемы в Кремле. Иногда Косарев шел туда с Машей, иногда один. Чаще всего, один.

— За 11 лет нашей совместной жизни, — рассказывала бабушка, — у Саши никогда не было стремления рассказывать мне о каких-то закулисных делах в правительстве, посплетничать о верхах. Он был начисто лишен лукавства, как думал — так и действовал. Саша не был приспособленцем. Если произносил в речах здравицы Сталину, то от души, поскольку верил ему, он был совершенно открыт и поэтому неосторожен.

29 октября 1938 года — уже после всей грязной истории с доносами Мишаковой — «Правда» в передовице «Комсомолу 20 лет» писала:

«Успехам комсомола радуется весь народ. Однако эти успехи были бы более значительными и всесторонними, если бы ЦК ВЛКСМ не допустил в последнее время ряд серьезных ошибок в деле… очищения комсомола от враждебных элементов».

То есть капля дегтя в бочке меда. Зато какая капля! И какого дегтя! Смертоносного!

А потом ноябрь, и этот самый роковой пленум, собранный по инициативе Сталина… И понеслось.

— Примерно за неделю до этого пленума, — рассказывала Пикина, — меня начали обрабатывать. Сначала секретарь ЦК партии Андреев. Потом Мишакова: «Советую вам, Валентина Федоровна, отмежеваться от Косарева, иначе и Вам будет плохо». Затем пожаловал Михайлов, ответственный редактор «Комсомольской правды», которым потом заменят Косарева.

— На пленуме, — продолжала она, — Сталин сразу взял под свою защиту Мишакову. Не помню уж, кто из ораторов, по его мнению, заклеймил нас чересчур мягко, сказав, что в работе комсомола «имеется еще много ошибок». Сталин тут же сердито бросил с места: «А может, это система, а не одни ошибки? Слишком уж после всего происшедшего. Два года вредительство ликвидируется, а ошибок всё еще очень много. Нет ли тут системы?» Стало быть, для запланированной акции по нашему уничтожению просто ошибки «не подходили», не устраивали вождя. Требовалось концептуальное обвинение в последовательном вредительстве.