Я, разумеется, защищала Косарева, решения Бюро нашего ЦК. Жданов назвал мое выступление оппортунистическим.

Краток был Косарев: «Лично я чувствую себя абсолютно спокойно, потому что совесть моя чиста. Никогда я не изменял ни партии, ни советскому народу. Вот это я и должен заявить».

Стенограмма этого VII комсомольского пленума, наверное, где-то есть в архивах. Но ее, по крайней мере, полностью, пока нигде не напечатали. Я слышала, что некоторых аспирантов, которые писали диссертации по истории комсомола тридцатых, знакомили с некоторыми материалами. Капля в море. Но даже по ним какое представление об этом пленуме получить можно.

Даже за отрывками из стенограммы встает гнетущая атмосфера в зале. Те, кого критиковали, вроде бы имели право голоса, и слово им давали. Но дальше все происходило примерно в такой же хамской манере, как современные ток-шоу по телевизору — то у Соловьева, то у Киселева. Те же крики и беспредел. Им не давали говорить. Их оскорбляли с мест. Улюлюкали. Перебивали почти на каждом слове. Ясно, что даже не от природной наглости — от биологического страха, что, если они смолчат, завтра повяжут их.

Не брезговали ничем.

Выходит к трибуне Жданов, — вроде не дурак, вполне себе так компетентный партиец, — читает протокол допроса уже арестованного секретаря ЦК ВЛКСМ Горшенина.

Типа, вот, товарищи, послушайте, особенно те из вас, кто считает, что Косарев ни при чем! А вот Горшенин признался, что именно Косарев завербовал его в антисоветскую организацию! И в частности — вы послушайте только! — «давал ему „вредительские установки на распыление мелкокалиберных патронов, путем их передачи в деревню“».

В наши дни известно, что Горшенин подписал эту галиматью под чудовищными пытками. Но тогда, в тридцать восьмом, на пленуме, люди принимали это всерьез!

По воспоминаниям Пикиной, Александр Васильевич не сидел в оцепенении. Он то и дело вскакивал с места, выкрикивал, что это бред, клевета, требовал проверки фактов — никто не слушал, обрывали, не давали говорить.

Маленков поглядывал на блондинку Мишакову с восторгом кобеля, а на Косарева и Пикину — с открытым сарказмом.

Жданов назвал выступление Пикиной оппортунистическим.

Наконец, избранник Сталина Михайлов, который уже знал, что займет место Косарева, вышел и изрек партийный приговор:

— Косарев как политический деятель обанкротился!

Моей бабушке было не страшно и не стыдно рассказывать, что после моего деда комсомолом руководил стукач, карьерист, потому что это правда. И такие люди чаще всего выживают. В 1955 году Хрущеву зачем-то понадобилось угнездить Михайлова в качестве министра культуры СССР. Он служил пять лет, пока его не сменила легендарная мадам Фурцева.