Как только Пикина вернулась из ссылки и пока еще только присматривалась к послевоенной Москве, Михайлов пригласил ее к себе. Все еще красивый, с проседью, такой типичный киношный «секретарь парткома». Встал навстречу Пикиной, пошел навстречу, усадил в кресло, организовал чаю с печеньем, сам присел рядом.

— Валентина Федоровна, дорогая, замом к себе взять, конечно, не смогу, нет вакансий. Но просите любую другую должность, сразу решим вопрос!

— Спасибо, Николай Александрович, — сказала Пикина, — мне Хрущев предлагает работу в Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС.

— Ага, ага, ну ладушки… А знаете, что я вам скажу, вспоминая то время? Вы, Валентина Петровна, оказались дальновиднее и умнее многих! За это вас уважаю!

— Это верно, — молвила Пикина, горько усмехнувшись, — дальновиднее… Спасибо! Давно решила: как только выберусь из лагерей и ссылок, сразу к вам!

— Не обижайтесь, Валя, — помолчав, сказал Михайлов, — правда в конечном счете оказалась на вашей стороне. А я вот недооценил, не понял ту обстановку… (Обратите внимание, какое легкое и простое объяснение, недооценил, не понял ту обстановку, зато выжили и он, и Мишакова. Вопрос, какой ценой? — А. К.)

Валентина Федоровна вспоминала:

— Вышли мы с этого пленума уже снятые с должности. Ради правды и памяти погибших моих товарищей должна сказать, что, вне всякого сомнения, в этом погроме под ширмой демократии сыграл свою роль Маленков. А первым дал санкцию Мишаковой на расправу с секретарями Чувашского обкома комсомола Шкирятов.

Еще в начале марта Косарева вызвал к себе член Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Шкирятов: «Мишакова написала нам жалобу. Ставлю Вас в известность. Примите меры». Но на пленуме перепуганный Шкирятов стал говорить о том, что Косарев «совершил крупную политическую ошибку», что мы, Бюро ЦК ВЛКСМ, «хотели убить в Мишаковой всё сталинское, большевистское…»

22 ноября после последнего заседания этого черного пленума, когда они вернулись на Ильинку, Пикина позвонила по внутреннему телефону Косареву. Могла и зайти, их кабинеты находились рядом, но она понимала, в каком состоянии находится Александр Васильевич, поэтому решила выждать.

В зале, где столько раз проходили пленумы ЦК ВЛКСМ, Косареву обычно долго не удавалось вырваться из круга комсомольских работников. Ему жали руки, задавали вопросы, хлопали по плечу, брали автографы.

После ноябрьского пленума к нему не подошел никто. Никто ни о чем не спросил, не протянул руки. Он шел через проход между рядами стульев. В лучшем случае, некоторые смотрели ему вслед сочувственно. Но большинство просто отворачивалось.