Итак, почему же Сталину снился Алексей Турбин? Известно, что Сталин посетил представление «Дней Турбиных» по крайней мере пятнадцать раз388. Казалось, он испытывает особое влечение к герою пьесы – блестящему белому офицеру, смирившемуся с исторической необходимостью победы красных, которого играл Хмелев. Усики, которые Хмелев носил в роли Турбина, напоминали (судя по сохранившейся фотографии) усы самого Сталина – важнейший атрибут его визуального образа389. Когда Хмелев был выбран для роли Сталина в пьесе Булгакова «Батум», связь между Хмелевым – Турбиным и Сталиным стала еще теснее. Может быть, поэтому Сталину снились турбинские усики Хмелева?

В свою очередь, жена Булгакова, описавшая этот эпизод в своем дневнике, когда она мечтала, что Сталин подумает о «Мише», была очарована этой картиной – Сталин рассказал Хмелеву: мне снятся ваши турбинские усики.

Для нас, далеких читателей этих документов, сон Сталина представляется эмблемой отношений писателя и власти: зачарованные друг другом, они смотрели друг на друга как в зеркале. Немудрено, что они видели друг друга во сне.

Заключение

Заключение

Что же означают сны, дошедшие до нас из далекой эпохи сталинского террора? Что они значили для самих сновидцев? О чем они вещают нам, читателям-потомкам?

Как всякие сны, сны советских людей выражают тревоги, желания и фантазии каждого дня и глубинные смыслы, недоступные наяву. Однако советские люди приписывали своим сновидениям историческую значимость, о чем говорят и образы снов, и тот факт, что сновидцы предавали их бумаге для сохранения и возможного будущего употребления. Сны свидетельствуют, как это было и со снами жителей Третьего рейха, о проникновении сталинского террора в самые интимные пространства частной жизни. Для самих сновидцев эти сны нередко означали, что деться некуда. В этом ограниченном смысле сны советского человека можно считать инструментами террора. На такой функции сна настаивала, в применении к гитлеровскому террору, Шарлотте Берадт. Но это не всё. Советскому человеку сны также позволяли видеть и чувствовать себя – хотя и не без ужаса – действующими лицами на социально-исторической сцене наряду с властителем; вспомним сны Аржиловского и Бухарина. Среди снов Третьего рейха таких не встречается. Желание участвовать в новой жизни выражали образы советской техники, принимавшие очертания чудесных атрибутов волшебной сказки (вспомним аэроплан и аэросани из снов Аржиловского и волшебных птиц из сна Пришвина об автомобиле). В известных нам снах жителей Третьего рейха чудеса техники выступали в другой роли – как орудия слежки и контроля. Такие сны подавали и сигналы внутренней готовности к интеграции (сон Пришвина об автомобиле, который ему «дадут»), и сигналы об опасности такой интеграции (сон Аржиловского об аэроплане, грозящем пожаром на новостройке). Сны советских людей (как и сны из собрания Берадт) показывали, что человек мог бы сделать, чтобы приспособиться (все тот же сон Пришвина) или чего он не мог сделать (сон Друскина о старухе).