И тут я вспомнила, что не так давно и он, и я отдыхали-работали в писательском Доме творчества в Дубултах (в Латвии) и что там, сидя на киносеансах очень близко от экрана (оба мы были сильно близоруки и не носили очков), обменивались репликами, иногда шепотом переспрашивая друг у друга, кто из героев что сказал…
Вспомнила и, набравшись храбрости, подошла к Окуджаве и сказала буквально следующее: «Булат Шалвович, вы меня, наверное, не помните… (тут Окуджава как вежливый человек энергично затряс головой и сказал: „Ну что вы! Прекрасно помню“), Булат Шалвович, я прошу у вас билет не для себя, а для девушки из ФРГ. Девушка просто не знает, как ей возвращаться на родину, не услышав вас вживе… Булат Шалвович, один билетик. Или просто проведите в зал эту девушку, ей не надо сидячего места. Постоит».
Окуджава слушал меня, не прерывая и, как мне показалось, очень внимательно… Но вот я закончила… И он, отойдя, нарочито громко заговорил, вернее, произнес целый монолог…
«Вы просите билет? На мой концерт? У меня? А если билета нет, просите, чтобы я провел в зал девушку из ФРГ… Просите, чтобы я провел… Разве кто-нибудь дал мне билеты на мой вечер?! Разве я могу кого-нибудь провести?! Я даже свою жену и ту с великим трудом введу в этот зал и устрою сидеть где-нибудь в проходе… А о билетах для родителей и мечтать нечего… Разве у меня, поэта, есть голос, когда дело касается моего вечера… моих зрителей… слушателей моих песен?
Вы знаете, для кого этот вечер? Догадываетесь? Кто там будет в зале?.. Окуджава повысил голос почти до крика — этот вечер для их (писательского начальства) педикюрш!.. Для их обслуги…»
Монолог Окуджавы я запомнила на всю жизнь. Действительно, так называемый век застоя был веком обслуги — веком их педикюрш, их шоферов, их парикмахеров и портных. Обслуга процветала, ее вкусы и запросы немедленно удовлетворялись…
Еще не в 1990-е, а при советской власти…
Еще не в 1990-е, а при советской власти…
Сейчас, когда covid-19 перевернул жизнь людей во всех странах стоит вспомнить о том, как при советской власти предотвратили в Москве эпидемию черной оспы.
Мне это памятно особенно потому, что я не только жила тогда в Москве, но и оказалась, можно сказать, в эпицентре событий.
Никогда об этом не вспоминала. В архивах не рылась и единственный материал о черной оспе в Москве, который у меня имеется, это репортаж в еженедельнике «Аргументы и факты», в номере за 2020 год.
Автор материала, журналист АиФ Кудряшов, пишет, что оспой заболел художник-плакатист, дважды лауреат Сталинской премии Алексей Кокорекин, побывав в загранкомандировке в Индии. Будто бы он доверился местному гиду и отправился на кремацию брамина и вдобавок приобрел (купил?) ковер, оставшийся у покойного.