Ну, а так называемая детективная версия — вообще полная чушь. Будто можно было вернуться на сутки раньше и отправиться к любовнице… Турпоездки были расписаны по часам, по минутам. Отбывали советские туристы точно в назначенный час и прибывали тоже по расписанию… А насчет любовницы — чушь вдвойне. Насколько я помню, в коттедже, где жил художник К., нравы были чрезвычайно вольные. Хозяин коттеджа не должен был придумывать каких-то особенных уловок, чтобы сходить налево.

Но не в этом суть. Суть в том, что не продавцов и посетителей комиссионных стали разыскивать МВД, КГБ и Минздрав, а прежде всего, видимо, пассажиров самолета, которые летели вместе с Кокорекиным, а также людей, встречавших этот самолет в Москве.

Ну а теперь расскажу, как во всей этой истории оказалась замешана я.

С художников К., Алексеем Алексеевичем, судьба свела меня в Коктебеле, куда он с женой Люсей ездил много лет подряд. Туда же и я прилетала несколько лет вместе с сыном-подростком Аликом, иногда к нам присоединялся муж. В Коктебеле я познакомилась и с четой Ваншенкиных, Костей Ваншенкиным и Инной Гофф, и эта дружба продолжалась до самой смерти Кости (Инна умерла молодой). Там же, в Коктебеле, подружилась и с Юрой Трифоновым и с его первой женой, красоткой Ниной Нелиной, очень рано ушедшей из жизни. Познакомилась и с художником Борисом Биргером, и со многими-многими другими, хорошими людьми.

Кокорекины несколько выпадали из этого круга. Художник К. был намного старше нас и уже тогда добился признания власти. Как сказано выше, он был дважды лауреатом Сталинской премии — вообще, как в ту пору говорили, был «из другого профсоюза». Да и его жена Люся, в прошлом профессиональная теннисистка, не походила на остальных моих друзей-коктебельцев.

Был в их семье и третий — некий довольно мрачный молодой парень, вроде бы инженер. Парень имел машину и даже приезжал на ней раза два в Коктебель и привозил нам из Феодосии канистры с «маджари» — молодым вином — и груды отчаянно вкусных (местных) креветок.

В Москве я однажды побывала в доме у Кокорекиных (отдельный коттедж был тогда неслыханной роскошью). Стены его были увешаны произведениями кисти самого Кокорекина. Большинство картин — пейзажи Коктебеля. Плакатами там и не пахло. Из всего этого можно было безошибочно понять, что Алексей Алексеевич мечтал о славе не плакатиста, а свободного художника…

Среди встречавших Кокорекина могла оказаться и я. Дело в том, что совсем незадолго до индийской турпоездки произошел такой вот казус. Кокорекин, интеллигент в первом поколении, иногда путал слова. Насколько я помню, в разговоре со мной спутал слово «абитуриент» со словом «арбитр», и я его, сдуру, поправила — а он обиделся. И я стала думать, как бы мне замять свою бестактность… Думала, думала, а потом позвонила Кокорекиным. И тут Люся сказала мне, что Алексей, наконец-таки, улетает в Индию, буквально на следующий день. Я решила было, что поеду его проводить, а потом передумала: лучше встречу Алексея, когда он вернется из этого своего путешествия. Даже сговорилась со своей знакомой, старым другом Кокорекиных — женой другого известного плакатиста.