В мае 1942 года Эммануэль Рингельблюм уже не питал никаких иллюзий насчет будущего:

Общественная помощь не решает проблем, она помогает людям только на короткое время. Они все равно обречены на смерть. Она продлевает страдания, не приносит спасения, поскольку ей бы требовались миллионы злотых ежемесячно, чтобы хоть что-то сделать. А их у нее нет. Утверждают, что все подопечные <народных> столовых умирают, если едят только супы <…> и сухой хлеб по карточкам. <…> Возникает трагическая проблема – что делать: давать всем по ложечке, и тогда никто не выживет, или же полными горстями, и тогда хватит лишь немногим{438}.

В те майские дни на улицах гетто хозяйничала немецкая съемочная группа. Они снимали пропагандистские фильмы, чтобы показать миру, что варшавским евреям не причиняют никакого зла, напротив, это они ведут себя аморально, чем и объясняется изоляция. Немцы хотели снять сцену обрезания. Но младенец весил всего два килограмма; боялись, что он не дотянет до церемонии. Они делали постановочные снимки в микве на Дзельной. Приказали Адаму Чернякову собрать там двадцать мужчин – ортодоксов с пейсами – и двадцать женщин «из высших сфер». Всех заставили раздеться донага. Авраам Левин, педагог и историк, который вел дневник на идише и на иврите, записал, что мужчин и женщин разделили на пары и принудили совершить половой акт (или, может быть, изобразить, осторожно добавляет он), снимая это на глазах у двухсот гитлеровцев, специально собравшихся для этой цели.

Левин также писал о съемках в еврейских ресторанах. Немцы велели, чтобы перед одним из ресторанов, на углу Желязной и Хлодной, прохаживались элегантные, улыбающиеся официантки. Там же собрали толпу детей-попрошаек, которые тщетно просили еды. Сцена несла в себе недвусмысленный посыл: «Евреи живут в роскоши и не делятся с голодающими».

Другую сцену поставили в ресторане Шульца, на углу Лешно и Новолипок.

Привели задержанных, типичных евреев, хорошо одетых, и женщин, также прилично одетых. Посадили их за столики и велели принести им за счет общины самые дорогие блюда и напитки: мясо, рыбу, ликер, белый хлеб и другие деликатесы. Евреи ели, а немцы снимали. С какой целью они это делают – легко догадаться. Пусть мир увидит, в каком раю живут евреи. Жрут рыбу и гусятину, запивают ликером и вином{439}.

Корчак, волоча отекшие ноги, возвращался домой. Покончив с ежедневными обязанностями, он ложился в постель за фанерной перегородкой. Если у него еще оставались силы – записывал события дня. Пытался описать внутреннее оцепенение, которое охватывало его: