Светлый фон

Идем по белой дороге, домики уж пошли, в садочках, и огороды с канавами, стали извозчики попадаться и подводы. Извозчики особенные, не в пролетках, а троицкие, широкие, с пристяжкой…

Мы – в Посаде, у Преподобного. Ходим по тихим улочкам. Разыскиваем игрушечника Аксенова, где пристать. Торопиться надо – меня в гостиницу отвести, папашеньке передать с рук на руки. Горкину надо в баню сходить помыться после дороги, перед причастием, да Преподобному поклониться, к мощам приложиться, да к Черниговской, к старцу Варнаве, сбегать поисповедоваться, да всенощную захватить в соборе…

Улицы в мягкой травке, у крылечка «просвирки» и лопухи, по заборам высокая крапива, – как в деревне. Дощатые переходы заросли по щелям шелковкой, такой-то густой и свежей, будто никто и не ходит. Домики все веселые, как дачки, – зеленые, голубые; в окошках цветут гераньки и фуксии и стоят зеленые четверти с настоем из прошлогодних ягод; занавески везде кисейные, висят клетки с чижами и канарейками, – и все скворечники на березах… И отовсюду видно розоватую колокольню Троицы: то за садом покажется, то из-за крыши смотрит – гуляет с нами. Взглянешь – и сразу весело, будто сегодня праздник. Всегда тут праздник, словно Он здесь живет…

Я устал, сажусь у столбушков на краю оврага, начинаю плакать. В овраге дымят сарайчики, „блинные“ там на речке, пахнет блинками с луком, жареной рыбкой, кашничками… Лежат богомольцы в лопухах, сходят в овраг по лесенкам, переобувают лапотки, сушат портянки и онучи на крапиве. Повыше, за оврагом, розовые стены Лавры, синие купола, высокая колокольня Троицы – туманится и дрожит сквозь слезы…

Вот широкая площадь, белое здание гостиницы. Все подкатывают со звоном троицкие извозчики. А мы все плетемся – такая большая площадь… Девчонки суют нам тарелки с земляникой, кошелки грибов березовых. Старичок-гостинник, в белом подряснике и камилавке, ласково говорит, что у Преподобного плакать грех, и велит молодчику с полотенцем проводить нас „в золотые покои“.

Мы идем по широкой чугунной лестнице. Прохладно, пахнет монастырем – постными щами, хлебом, угольками».

На следующий день путники рано утром приложились к мощам, поставили свечку дорожную, зашли в хлебную «благословиться хлебцем». По заведенному издревле порядку, каждый богомолец получал в Троице ломоть душистого свежего хлеба. Прошлись по игрушечным рядам. Далее Шмелев истратил несколько страниц, перечисляя названия игрушек, всяких поделок, вспоминая десятки предлагаемых в блинном ряду кушаний и выкриков зазывал. Они напробовались всякой разной снеди в блинных рядах, полных аппетитных запахов и призывных слов торгующих, попрощались с хозяином, вышли за ворота, покрестились на Троицу…