— А 39-й год, кроме «Катыни» Вайды, что еще?
— А 39-й год, кроме «Катыни» Вайды, что еще?— Тоже Вайды — «Хроника любовных происшествий» (1986) на основе книги Тадеуша Конвицкого[170], очень красивая картина, и его же «Лётна» (1959) о 1939 годе, о польской кавалерии против танков. Хотя это историческая неправда, никогда кавалерия не боролась против танков.
— Польша времен 1945–1953 годов, сталинские времена, трагедия того, что не состоялась та Польша, которую многие хотели видеть?
— Польша времен 1945–1953 годов, сталинские времена, трагедия того, что не состоялась та Польша, которую многие хотели видеть?— Ну, конечно, «Человек из мрамора» (1976) Вайды.
— А из более поздней кинопродукции?
— А из более поздней кинопродукции?— Потом уже были преследования инакомыслящих, такой картины, которая бы более аналитически все это показывала, мы не сняли. А может быть, я сейчас просто не могу назвать. Наверное, не было такой выразительной картины об этом. Конечно, фильмы о том, что делали наши тайные службы, о преследованиях были.
— Таким образом, я думаю, что мы тех читателей книги, которые ее скоро прочтут, надолго «подсадим» на польское кино. Осталась польская литература XX века, которую надо читать, чтобы увидеть Польшу XX века.
— Таким образом, я думаю, что мы тех читателей книги, которые ее скоро прочтут, надолго «подсадим» на польское кино. Осталась польская литература века, которую надо читать, чтобы увидеть Польшу века.— Ну, мы уже это выяснили раньше, но хочу добавить, что без Жеромского и, может быть, Бжозовского[171] не обойтись, это важно, чтобы на них обратили внимание.
— А какие книги Жеромского?
— А какие книги Жеромского?— Это, конечно, и «Пепел» (1902–1903), и «Канун весны» (1924) — то, что потом было экранизировано, Вайде не разрешили это снять, снял другой режиссер, Филип Байон, но уже после падения коммунизма, при коммунистах не разрешали эти книги трогать.
— А Бжозовского какие книги?
— А Бжозовского какие книги?— «Пламя» (1908, рус. перевод— «Зарево», 1923), это его повесть, но я думаю, что лучше почитать его публицистику. Он был левых взглядов, но очень глубоким человеком. Что касается послевоенного времени, концлагерей, то об этом писал Боровский[172], он был левым коммунистом, но покончил с собой в коммунистические времена, как Маяковский, когда исчерпал все свои надежды. Это глубокая литература для меня, безусловно трагическая.