Главное, что желание Садло сбылось. Когда он стоял посреди ресторана «Эплбиз», глядя в телевизор и сдерживая слезы, он от всей души хотел, чтобы Али насладился этим моментом и вновь искупался в лучах славы.

Спустя два месяца после церемонии открытия Олимпийских игр Мухаммед и Лонни дали интервью репортеру «USA Today» в своем доме в Мичигане.

«Али зажег олимпийский огонь, ознаменовав не только начало Олимпиады, но и возрождение величайшего, одного из самых волшебных и любимых спортивных героев планеты, и человека, которого некоторые люди считали достойным кандидатом на Нобелевскую премию мира за его гуманитарную деятельность», – впоследствии написали в газете.

«После Олимпиады бывший трехкратный чемпион-тяжеловес в возрасте пятидесяти четырех лет из жертвы бокса и болезни Паркинсона стал живым вдохновением для миллионов инвалидов».

«Стесняясь своего неврологического заболевания, Али годами скрывался от СМИ, но теперь он снова вышел в свет».

«Он не просто зажег огонь, он осветил путь для других – и, возможно, для себя самого».

* * *

В один миг Али стал чем-то большим, чем стареющей легендой спорта.

«Он был наполовину реальным, наполовину мифическим, – сказал Сет Абрахам, на тот момент президент телевизионной сети Time Warner Sports. – Я знаю, что Поля Баньяна и голубого быка[37] не существовало, но они неотъемлемая часть Америки. Он почти как Поль Баньян… Мухаммед Али… неужели и правда жил на свете такой герой?»

56. Длинный черный «Кадиллак»

56. Длинный черный «Кадиллак»

Али больше не с кем было сражаться.

Бо́льшую часть своей сознательной жизни он провел на войне – с соперниками на ринге, с репортерами, которые пытались указывать ему, как вести себя, с политической и экономической системой Америки, которая отбрасывала афроамериканцев на самые нижние социальные и экономические ступени. Среди боксеров Джек Джонсон первым нанес хороший удар по американским представлениям о превосходстве белой расы; за ним последовал Джо Луис, который с кулаками отстаивал идеи интеграции и равенства, и, наконец, Мухаммед Али, который в гуще хаоса социально-расовых проблем джебовал, танцевал и атаковал, не боясь разозлить белого человека, и продвигал идею о том, что слава Америки зиждилась на истерзанных черных спинах, разрушенных черных семьях и заглушенных голосах чернокожих. Он верил, что афроамериканцы никогда не будут по-настоящему свободными, пока на корню не разрушат эту гнилую систему.

Теперь, когда его голос превратился в шепот и больше не осталось врагов, которым бы он мог бросить вызов, Али замолчал. Он продолжал путешествовать, продолжал принимать награды, продолжал устраивать отработанные выступления в сопровождении Лонни и Говарда Бингема. Али хмурился, когда Бингем представлял его публике как Джо Фрейзера. Али показывал фокус с исчезновением платка. В другой день он заставил фанатов поверить, будто парит над землей, или сидел за роялем с Бингемом и играл Heart and Soul.