Светлый фон

Юра Сербинов, по словам Мура, – “юноша с совершенно извращенной психологией”, или, другими словами, “извращенный тип” и просто “дурак”. Правда, на некоторое время он “очеловечился”, но даже после этого мальчику-де не хватало “чувства меры, такта, вежливости и вкуса. Он очень безвкусен…”946 Некто Айзенберг, еще один одноклассник Мура, просто м<удак>[149].

К Алеше Сеземану Георгий вообще испытывал непонятную, необъяснимую ненависть: “большой болтун, трепач”, “подлец”… Семью Клепининых-Сеземанов как только не обзывал! Словосочетание “отъявленные лгуны” было далеко не самым крепким из его выражений.

И, конечно, не жалел он мать. Мур любил ее глубоко, по-настоящему, но в дневнике порой называл просто “мамашей”. Однажды сказал ей: “Мама, ты похожа на страшную деревенскую старуху!” Не стеснялся ругать в глаза и при посторонних. Однажды в гостях Цветаева предложила ему:

“– Мур, попробуй, это очень вкусно! <…>

– Еще бы! Здесь не готовят такую гадость, как вы!”947948

Все, кроме Цветаевой, были потрясены таким ответом. Мур же искренне полагал, что ведет себя правильно и что другого обращения окружающие не заслуживают. Только об отце и о сестре ни слова худого не сказал. Но ведь они сидели в тюрьме, а если бы остались на воле?

“И вообще я не удовлетворен моей жизнью – какая-то неполноценная, неинтересная она, вот что”949, – жалуется Мур самому себе. А кому бы он еще мог пожаловаться?

На подмосковной даче это чувство неудовлетворенности усилилось необычайно. Сыграли свою роль и тоска по Вале, и деревенская скука, и недостаток комфорта, к которому Мур был так чувствителен. И он всё больше злится на окружающих. К Александру Кочеткову Мур милостив, поэт всего лишь “хороший, но слабый, неуверенный человек”, на которого нельзя надеяться. Зато его жена Инна, женщина, которой посвящено одно из самых цитируемых русских стихотворений XX века, – “стареющая дурочка с почти седыми волосами, абсолютно безмозглая, глупая, умеющая только щебетать о кошках и разной прочей чуши”.950

Веру Меркурьеву Георгий и прежде называл просто “старушенция”. В Песках Мур проникся к ней новыми чувствами: “Старушка Меркурьева <…> капризное, немощное, горбатое существо, с идиотскими прихотями, тоже помешанная на кошках”.951

И Вера Александровна, при всей сосредоточенности на кошках, приглядывалась к Муру. Она составила о мальчике свое представление: “…мало симпатичен, умен, развит, не знаю, одарен ли, но тяжелый эгоист, лицом похож на мать”.952

Под бомбами

Под бомбами

В ночь с 21 на 22 июля самолеты люфтваффе впервые бомбили Москву. Картина была столь яркая и страшная, что ее видели даже Цветаева с Муром в Старках, за сто с лишним километров к востоку от города.