Шапкозакидательские настроения первых дней войны сменились тревогой, а самые нервные и впечатлительные люди были на грани паники. Давно ли московские интеллигенты передавали друг другу слух про “взятие” Варшавы и Кёнигсберга? Теперь опасались, что немцы скоро будут под Ленинградом и Москвой. Мур учился читать между строк. Его очень встревожило появление в газетах слов “на Смоленском направлении”.

В начале июля, приглашая Цветаеву и Мура к себе на дачу, Александр Кочетков говорил, что эвакуироваться из Москвы – всё равно что бежать. Теперь он считал, “что оставаться в Москве было бы безумием”.⁹⁵⁸ Планировали поехать все вместе в Ашхабад: супруги Кочетковы, Меркурьева, Цветаева и Георгий. Судьба кошек, в том числе бесхвостого Пумы, висела на волоске. Но поездка не состоялась: Кочетковым выделили два билета. Кошек они, очевидно, могли и бросить, а друзей – нет. Поэтому решили пока остаться. Между тем эвакуация шла уже полным ходом. Первый эшелон с эвакуированными покинул Москву еще 6 июля – вывозили писательских жен с детьми. Группы готовых к эвакуации возникали, рассыпались и снова возникали. Собирались в Ташкент, в Ашхабад, в Казань, в Чистополь.

Мур, насмотревшись на всеобщую панику, писал с раздражением и вполне справедливой злобой: “Попомню я русскую интеллигенцию, едри ее в дышло! Более неорганизованных, пугливых, несуразных, бегающих людей нигде и никогда не видал. Литфонд – сплошной карусель несовершившихся отъездов, отменяемых планов, приказов ЦК, разговоров с Панферовым, и Асеевым, и Фединым… Всё это дает ощущение бреда”.⁹⁵⁹

Страх проявляется у людей по-разному. Страх Мура был рациональным. Авианалет опасен, могут убить, следовательно, надо уехать в те края, где нет авианалетов: “…мне бомбежки не нравятся, а ну их к ляду!” И сначала Мур был согласен эвакуироваться. Валя однажды в шутку сказала, будто Мура “никакая бомба не убьет – отскочит”. Муру эта шутка забавной не показалась: “Настоящая бомбардировка – это, должно быть, ужасно”.⁹⁶⁰

Но вот начались настоящие бомбежки. Дом на Покровском бульваре по тем временам считался большим, а следовательно, представлял собой хорошо заметную цель для немецкого “хейнкеля-111” или “юнкерса-88”. Правда, на крышу бомбы не падали. Но однажды, в ночь с 1 на 2 августа, восемь зажигалок упало во дворе. Их тут же потушили – не зря накануне войны в школах создавали противовоздушные звенья, не напрасно обучали противовоздушной обороне и взрослых москвичей. Бомбили почти каждую ночь, бывали и дневные бомбардировки. Мур по-прежнему дежурил на крыше, готовился тушить зажигалки. Он понимал, что вынужден “подвергать себя большой опасности”, однако в его поведении нет ничего, что напоминало бы панику, парализующий страх. В ожидании дежурства он спешил хорошенько выспаться. Про опасность говорил, что ему “наплевать”. В общем, Мур не был напуган происходящим. Не боялась и Валя. Она даже говорила “о красоте светящихся снарядов” и собиралась во время очередной бомбежки добровольно пойти на крышу.⁹⁶¹ Днем они гуляли вместе. Заходили в книжные магазины. Однажды купили “Новеллы” Гофмана.