Стихи уже давно лежали в редакционном портфеле журнала “Знамя”. Жаль только, что Тарасенков, который как раз и придерживал их, ожидая нужного момента, тогда не мог помочь с публикацией: Анатолий Кузьмич еще 26 июня уехал в Ленинград, он был мобилизован на Балтийский флот.[150]

“Знамя” создавали как литературный журнал Красной армии и Военно-морского флота. С 1934-го он был уже журналом Союза писателей, но сохранил свои традиции. Мария Белкина пишет, что вскоре после начала войны в редакции остался “только Юра Севрук”, литературный критик и сотрудник редакции, и тот собрался в армию: “Вот как получу повестку из военкомата, распущу машинисток, повешу замок на дверь и напишу: «Все ушли на фронт!»”⁹⁷¹ А искать нового издателя, пристраивать стихи, добиваться заказов на новые переводы тех же “антинемецких” стихов Цветаева не могла уже в июле, особенно после начала бомбежек: “Я думала, что я храбрая, <…> а оказывается, я страшная трусиха, панически боюсь налетов”⁹⁷², – призналась она.

Еще в начале июня Цветаеву в числе других писателей заставили учиться на курсах противовоздушной и противохимической обороны. Учили тушить бомбы-зажигалки в воде или в песке, рассказывали о боевых отравляющих газах, обучали правильно надевать противогаз. Показывали фильмы о войне в Испании, о бомбежках Лондона. Дома рушатся под бомбами, из-под развалин вытаскивают убитых и тяжелораненых мирных жителей. “Всё это, конечно, не для воспаленных нервов Марины Ивановны”⁹⁷³, – заметит впоследствии Мария Белкина.

Цветаева, а вместе с нею и миллионы москвичей страшились не только фугасных и зажигательных бомб.

Призрак газовой войны не исчезал из сознания людей, переживших Первую мировую. И нельзя сказать, что страх этот был необоснованным. Запасы химического оружия у немцев имелись. Отравляющие вещества находились на вооружении и Красной армии, и англичан. Газовой атаки ждали все, но ни одна из воюющих сторон на нее так и не решится[151]. Поэтому солдаты всех армий вскоре начали избавляться от мешавших им сумок с противогазами. Но опасность газовой войны оставалась реальной.[152] Какой ужас, должно быть, испытала Цветаева, слушая рассказы про воздействие на человека иприта или фосгена.

Лектор вполне мог зачитать несчастным писателям, скажем, главу из учебника для красноармейцев и активистов Осоавиахима.

“Тяжелые авиационные химические бомбы применяются преимущественно при нападении на тылы противника. Для применения О[травляющих] В[еществ] кожно-нарывного действия авиация кроме бомб может использовать всевозможные приборы для выливания (разбрызгивания). Жидкие О[травляющие] В[ещества] выливаются из прибора вниз в виде дождя, поражая живую силу противника и заражая местность и все находящиеся на ней предметы…”⁹⁷⁴