Летом 1941-го над кошками нависла угроза, которую и обсуждали Инна Григорьевна и Вера Александровна. В Москве уже всерьез говорили о будущей эвакуации. Собственно, сама поездка в Пески была для Цветаевой и Мура некоторой заменой настоящей эвакуации из Москвы. Кочетковы собирались ехать в Ашхабад, но никто не позволил бы им взять с собой кошек. Значит, отъезд хозяев означал неминуемую кошачью смерть. Так что разговор о кошках был для хозяек в высшей степени серьезным и актуальным. А Мур видел перед собой лишь “двух старух, страдающих кошкоманией”.
Цветаева с раннего детства звала его “Мур”, “Кот”, “Мурлыга”, “мой неласковый котенок”. И Мур, включаясь в домашнюю игру, говорил Марине Ивановне: “Фыррр!” На одной из французских фотографий Мур позировал с котом или кошкой на коленях. Цветаева много говорила и писала о котах. Между тем она вовсе не была настоящей кошатницей. Цветаева очень избирательна. В котов она влюблялась, как влюблялась в людей. Последней ее хвостатой любовью был кот Габричевских в квартире на улице Герцена: “…чудный кот, мышиный, египтянин, на высоких ногах, урод, но божество. Я бы – душу отдала – за <…> такого кота”. Зато в Голицыно ей совсем не понравился “вороватый уродливый” кот.933 Вряд ли она была к нему справедлива. Несчастное животное вынуждено было как-то добывать себе еду, да при этом еще не попасться в зубы деревенской собаке или в руки злому мальчишке.
Что касается Мура, то в свои шестнадцать лет он был совершенно равнодушен к котам, равно как и к другим животным. Ему и в голову не могло прийти завести хоть какое-то живое существо. У него было слишком мало, исчезающе мало сентиментальности. Запредельный эгоизм, сосредоточенность на себе и своих чувствах, переживаниях, интересах сделали его абсолютно невосприимчивым к чарам мохнатых и хвостатых.
Мизантроп
Мизантроп
В первый же день, проведенный на даче, когда природа и свежий воздух ему еще нравились, Мур замечает: “Но в этой замечательной обстановке из интересных людей, возвышающих красоту местности, – только один я”.934
Уже через несколько дней Мур начал всеми силами уговаривать Цветаеву вернуться в Москву. Как можно скорее вернуться! Больше всего он опасался, что Кочетков привезет Цветаевой из Москвы работу – заказы на новые переводы, и Цветаева вместо того, чтобы поскорее вернуться в столицу, останется в компании “кастратов и сумасшедших идиотов”, как он называл хозяев дачи: “Нет, для деревни я не сделан. Чертовски хочется в Москву. Всё дело в людях, а люди здесь – идиоты”.935
Мура не зря считали насмешливым, ироничным, несентиментальным, холодным. Дмитрий Сеземан и много лет спустя помнил о “критическом, даже злом взгляде” Георгия на мир и на людей. Одноклассники называли его Печориным. Хотя мне вспоминается не “Герой нашего времени”, а “Евгений Онегин”: