— Иван Акимович, расскажите что-нибудь о вашей жизни.
Он охотно рассказывал, а я спокойно работал.
Порой мне казалось, что он родился на Севере зимой, когда завывала вьюга, и потому-то в нем живет постоянная потребность в тяжелом физическом труде, который его согревает. Что его глаза и сердце насыщены жаром, которого хватит на всю жизнь. И что ему тоскливо без людей.
Забойщик Бредис — другого типа шахтер. Латыш. Ему 60 лет. Родился в семье крестьянина-середняка. Семья большая — восемь человек, а земли мало. Пришлось бежать от такой жизни. Два старших брата бежали в Америку, а за ними на 22-м году жизни эмигрировал и он. В американских шахтах он проработал 26 лет. Потом потянуло в Россию. Второй десяток лет работает в советских шахтах. В общей сложности под землей работает 40 лет.
В 1924 году вступил в Коммунистическую партию. С 1928 года работает забойщиком в Прокопьевске. Один журналист написал о Бредисе: «Он прям, строен. Чувствуется, как его мускулы налиты железной силой. Неужели ему 60 лет, и 40 лет проведены под землей? Не верится».
Позировал он так же, как работал на шахте.
* * *
Через три недели к нам в номера явилось начальство поглядеть, как идут портреты. Портреты им понравились.
— Больно медленно работаете, художники, — сказал председатель Прокопьевского угольного района.
Тогда я ему сказал:
— А знаете, что великий итальянский художник Леонардо де Винчи свои портреты писал по три года?
— Ваш знаменитый итальянский художник тогда писал портреты для буржуазии, а вы пишете портреты для Советской власти и должны помнить о темпах. Разница большая. Поняли?
Девинов и я, сдерживая улыбки, сказали:
— Конечно, поняли.
* * *
Сегодня разбирали конфликт, возникший между эстетикой и большевистской техникой.
Чтобы придать нашим индустриальным пейзажам больше живописности и динамичности, из всех заводских труб мы пустили густые облака дыма. Бездымные трубы нам показались нежизненными. Как художники мы были правы. Но начальник Кемеровкомбинатстроя т. Норкин, поглядев на наши работы, с огорчением процедил:
— Услужили, друзья. Спасибо. Москва нам за такой дым даст такую нахлобучку.
И, после минутного молчания, добавил:
— Ведь дым это наше несчастье. Мы с ним боремся, а вы его рекламируете.