Дело в том, что примерно месяца за два до этого, в ноябре 1921 года, получаю я однажды объемистый пакет с 25 экземплярами еженедельного журнала «Смена вех», предназначенная специально для эмигрантов и склоняющего их к примирению с советской властью и к возвращению в Россию{292}. Посылка сопровождалась любезным письмом от редакции (в Париже) с просьбой распространять этот журнал, причем в мою пользу отчислялись 40 % продажной цены. Я, конечно, не преминул отклонить от себя это предложение и спросил, что мне делать с присланными брошюрами: вернуть ли обратно или передать кому-либо здесь, и кому именно. Пока мое письмо дошло до Парижа, я успел получить еще посылок пять. Лично ответа я так и не получил, но некто Павловский, еврейский эмигрант и, по всей вероятности, большевистский агент, получил указание от редакции принять от меня присланный материал.

Почти одновременно с известием от жены, получил я сведение от генерала Монкевица, находящегося в Париже, что в Германии находится мой старший сын, штабс-ротмистр 3-го Елизаветградского полка[196], бежавший из Петрограда к Юденичу еще в сентябре 1918 года и пробывший на Северо-Западном фронте до окончательной ликвидации его. Надежда соединиться со своими близкими усиливала мое желание возможно скорее перебраться через океан – эту неодолимую преграду для пешего беженца. Но для этого нужно было накопить еще необходимую сумму дли оплаты переезда, конечно, опять трюмным пассажиром. Хотя генерал Миллер, узнав о не особенно блестящем положении, в котором я оказался в заатлантической республике, предлагал мне перевести необходимую сумму для возвращения в Европу, но я принципиально хотел обойтись собственными силами – взялся за гуж, не говори, что не дюж, – и сердечно поблагодарив его за дружеское предложение, предпочел выждать еще два-три месяца, пока не накоплю на билет и на жизнь первое время в Европе, пока не найду подходящей работы.

После принятия этого решения работа у Форда показалась мне гораздо легче: впереди у меня была определенная цель, и каждый день приближал меня к ней. Благодаря содействию генерала Миллера я сравнительно быстро получил разрешение французского правительства на въезд во Францию, оставалось только наметить время отъезда и выбрать пароход. Выбор мой остановился на немецком пароходе «Cap Polonio», отходившем из Буэнос-Айреса 15 мая, так как на всех ближайших пароходах трюмные места уже разобраны. Кроме того, пароход этот широкой рекламой сулил отдельные двух– и четырехместные каюты и прочие блага за скромную цену в 250 песо.