После 11-дневного бомбардирования и дальнейшей охраны бастиона, убыль в нашем полку естественно становилась ощутительней день ото дня; а незначительное, хотя и частое, пополнение людьми, мало усиливало ряды нашего полка, так как пополнение производилось дробными частями, а убыль была ежедневная, по преимуществу ночью во время работ, починок и возобновлений.

С половины мая, неприятель обратил, казалось, вновь главное внимание на корабельную сторону; но ведение подступов против Малахова кургана, названного Корниловым бастионом в честь павшего на нем славного адмирала, было замедлено огнем наших штуцерных из завалов перед Камчатским люнетом, а потому неприятелю потребовалось во что бы то ни стало отнять Камчатский. Волынский и Селенгинский редуты, которые в этом месте составляли нашу передовую оборонительную линию.

В полдень 25 мая, открыт был смертоносный огонь по редутам и Малахову кургану; сначала выстрелы наши были весьма удачны. Взорвали у неприятеля пороховой погреб, но под вечер выстрелы с нашей стороны почти прекратились – все было изуродовано.

Утром 26 мая, на наших передовых укреплениях оказались совершенные развалины, брустверов как бы не существовало, – все было превращено в беспорядочную массу земли, фашин и туров. Остатки наших войс к кой-как укрывались за этим мусором от остатков вала. А неприятель между тем продолжал канонаду.

Вечером, неприятельские войска (надо полагать подготовленные) вдруг стремительно напали на редуты и обогнули их. Внезапно захватив редуты, французы устремились к бастионам, но были встречены градом картечи. Завязался кровавый бой впереди Малахова кургана, и французы отступили. Следуя за ними по пятам, наши снова было овладели Камчатским люнетом, но неприятельские резервы опять отбили его.

Барон Дельвиг с 2-м батальоном из первых бросился на помощь к Камчатскому редуту, но уж было поздно, и пришлось отступать за верки под убийственным ружейным огнем. Крепко досталось 2-му батальону: командующий им майор Шведковский убит, заменившему его капитану Розину прострелили обе ноги и его вынес на себе денщик, которого фамилию, к сожалению, не помню. Знаю только, что денщик капитана Розина был молодец и за неоднократно оказанное мужество на вылазках, по приговору нижних чинов, награжден знаком отличия военного ордена. Денщик этот не отставал ни на шаг от своей роты и, кроме принадлежностей скудного офицерского хозяйства, с гордостью носил чрез плечо (как охотник) английский штуцер, отбитый им у неприятеля.

Когда мне дали знать, что командир полка барон Дельвиг убит и отнесен на свою квартиру, то я немедленно побежал с бастиона туда и застал барона без чувств, всего в крови. По осмотру врача оказалось, что он тяжко ранен осколком в голову. После поданной первоначально помощи барон диктовал мне донесение о нападении на Камчатский редут и не успел окончить, как снова впал в бессознательное состояние.