Поводов для столкновений было сколько угодно. Алексеев, как распорядитель финансами, держал все нити в руках. От природы бережливый и не широкий, он считал денежное положение совершенно необеспеченным и урезывал во всех запросах Корнилова. Между тем время не ждало. В конце 1917 года можно было за самые сравнительно небольшие деньги приобретать ценное боевое снабжение, пользуясь развалом на нашем фронте. Продавались орудия, снаряды, ружья, пулеметы, – все, что угодно. Алексеев боялся рисковать и остаться ни с чем и часто упускал неповторяемые случаи. Между обоими генералами происходили резкие сцены. Корнилов требовал в свое безотчетное распоряжение крупные суммы.

Область компетенции между генералами не могла быть точно разграничена. На этой почве также все время происходили трения. В первые же дни нашего пребывания отношения дошли до такого обострения, что пришлось нам, общественным деятелям, перебегать от одного генерала к другому, чтобы как-нибудь предотвратить разрыв между ними. Вырабатывались формулы письменных соглашений. Только что мы успели помирить их, как снова вспыхнула история, которая грозила окончательно их рассорить. Виновником оказался Савинков, который раздул какую-то совершенно несостоятельную сплетню, пущенную из контрразведки, в которой были замешаны имена его{162} и Корнилова. Алексеев крайне неудачно согласился «вывести дело на чистую воду», пригласил Корнилова присутствовать при очной ставке, которую хотел устроить с источниками грязной сплетни. Когда Корнилов, не зная, зачем его приглашают, явился и увидел, в чем дело, он пришел в сильный гнев, почувствовал себя оскорбленным, накричал на Алексеева и вышел, не подав ему руки и хлопнув дверью. По счастью, Савинков скоро уехал.

Все эти печальные истории неприятно вспоминать. Они ниже памяти и Корнилова и Алексеева, которых примирила смерть. Оба заслуживают самой глубокой признательной памяти потомства и оба самоотверженно принесли жизнь отечеству, что же делать, если мне пришлось их обоих видеть в мелких житейских столкновениях. Это последние показывает только, как тяжело приходилось и тому, и другому, и как порою не выдерживали нервы даже и таких людей. Мне и впредь предстоит неблагодарная роль свидетеля закулисной стороны истории, но я не считаю себя в праве совсем ее обойти, предоставляя будущему историку откинуть хлам и все поставить на свое место.

Обострению отношений между генералами, как всегда, способствовали окружающие их сторонники. Корнилов был по природе доверчив и не разбирался в людях. Этим пользовались разные сомнительные личности. В то время околачивался около него некто Добринский, сыгравший некоторую роль и в подготовке корниловского выступления в августе месяце. Рознь между генералами не оставалась неизвестной в таком маленьком городке, как Новочеркасск. Она передалась и в самую организацию, сделалась предметом толков и пересуд среди офицерства; последнее разделилось на алексеевцев и корниловцев. Рознь эта удручающе действовала на ближайших сотрудников их по командованию. Вместе с нами, Деникин и Лукомский старались сглаживать и примирять разногласия. Одно время Корнилов хотел уйти с армией и со штабом в Ростов[-на-Дону], оставив Алексеева ведать политикой и финансами в Новочеркасске, но последний воспротивился этому и решено было, что оба переедут в Ростов.