Странно было проезжать через Калугу, которая сохранила свой мирный, провинциальный вид, и думать, что вся она взбаламучена кучкой негодяев и мошенников, захвативших власть.

Я оставался в Калуге всего два дня, но видел, в каком нервном напряжении жили там «буржуи», каждый час ожидая очередного издевательства над собою.

Глава IV. Москва

Глава IV. Москва

В Москву я приехал по настойчивому приглашению моих друзей [из] Правого центра. Политическая обстановка за время моего бегства с Дона сложилась следующим образом. Отступление Добровольческой армии из Ростова совпало с прекращением мирных переговоров между немцами и большевиками и наступлением немцев. Победоносное шествие последних было остановлено капитуляцией большевицкого правительства и миром в Бресте{183}. На Страстной неделе произошел переворот в Украине, провозглашение гетманом Скоропадского{184} и освобождение Новочеркасска и Ростова от большевиков{185}. О своих мы ничего не знали и переживали за них тяжелое беспокойство. Будучи в Москве, мы решили пробиваться к ним.

Под влиянием происшедших событий, я застал в Москве в самом разгаре борьбу двух ориентаций – союзническую и германскую. Наряду с ними существовало третье течение – «политики свободных рук», которое не исключало никаких путей к освобождению России, желало сохранить возможно большую свободу в выборе средств и хотело избегнуть слишком большой зависимости от иностранных влияний. Все три течения были представлены в Правом центре.

Политика союзников со времени большевицкого переворота в значительной степени охладила симпатии широких общественных кругов. Она была слабой и непоследовательной. Во Франции царило сильное возбуждение против России и русских, причем там не разбирались в том, кто у нас виноват в измене, и делали за нее ответственным весь народ.

Союзные представители в России обнаружили крайнюю растерянность. Лично они были запуганы большевиками и робко проявляли какую бы то ни было деятельность. Когда большевики вступили в переговоры с немцами, посольства покинули Петроград, но потом, уже на пути за границу, в Финляндии, они пересмотрели свое решение и повернули в Вологду. Когда большевики усвоили себе прием обструкции в переговорах с немцами и Троцкий стал говорить о возможности возобновления военных действий против них, союзники близоруко поверили в боевую способность большевицкой армии и начали сближаться с нею. Они готовы были поддержать ее снабжением и инструкторами и негодовали на русское офицерство и буржуазию, обвиняя их в том, что они ставят классовые интересы выше общенациональных и потому продолжают обструкцию против большевиков. Такое грубое непонимание истинного положения вещей глубоко возмущало тех, кто надеялся именно в союзниках найти поддержку. Союзники восстанавливали против себя как раз те слои общества, которые до конца оставались им верны.