Весною 1918 года совершенно неожиданно образовалось ядро Восточного фронта в Сибири. Как известно, чехословацкие части, находившиеся осенью в Киеве, после заключения мира большевиков с немцами, стали продвигаться на Владивосток, чтобы вернуться на родину. Непонятно почему, большевики, вместо того чтобы оказать им в этом деле полное содействие, стали их задерживать в пути. Озлобленные чехо-словаки оказали вооруженное сопротивление{189}. Между ними и большевиками произошли настоящие сражения. Чехо-словаки без особого труда заняли часть железнодорожного пути и очищали от большевиков города, которые были у них на дороге. Тогда союзники решили использовать их силу для образования нового Восточного фронта и задержали их в пути.

В это время проживал в Париже В. А. Маклаков, назначенный послом в октябре 1917 года и приехавший туда почти накануне большевицкого переворота. Через французского консула в Москве он прислал телеграмму моему брату Евгению, указывая на то, что союзники решили помочь России и готовы содействовать образованию Восточного фронта, привлекши к деятельному участию в этом деле Японию, если эта идея встретит сочувствие и поддержку серьезных общественных кругов. По словам французского консула, его правительство ожидало со стороны Правого центра прямого обращения и просьбы о помощи, в каковом случае можно рассчитывать, что и Америка согласится на вмешательство Японии в русские дела. Нас уверяли, что Япония не питает никаких захватных стремлений и готова удовольствоваться другими выгодами, которые предоставляют ей союзники.

Так, в общем, сложилась политическая обстановка к десятому мая, когда я приехал в Москву по вызову друзей. Борьба ориентаций создала натянутые отношения между сторонниками разных течений. Во главе бюро Правого центра стоял П. И. Новгородцев, который ставил своей задачей по возможности сглаживать противоречия и трения. Неофициально крупную роль играл А. В. Кривошеин. Он склонялся в сторону переговоров с немцами, но по свойству своего характера был крайне осторожен, избегая всего, что могло слишком связать и чем-либо компрометировать. Совершенно иначе себя держал В. И. Гурко. Это был способный, талантливый, но, безусловно, неуравновешенный человек, кидавшийся из одной крайности в другую. Когда в конце февраля мы вернулись с Дона, и П. Б. Струве первый заговорил о возможности, в силу обстоятельств, вступить в сношения с немцами, Гурко выступил ярым противником германской ориентации и стоял телом и душой за союзников. В начале мая он был неузнаваем: он утратил всякую веру в союзников и хотел, в буквальном смысле слова, броситься в объятия немцев. Члены Правого центра от кадетов – [Н. И.] Астров, [М. М.] Федоров, [В. А.] Степанов – наоборот, стояли за безусловную верность союзникам и за подчинение тому плану освобождения России, который будет ими подсказан, – в данном случае, при помощи Восточного фронта. В сущности, весь Правый центр склонился к мысли о желательности, не связывая себя какими-либо обязательствами, осведомиться о том, возможно ли рассчитывать на содействие немцев изгнанию большевиков и воссозданию единой неделимой России. Осведомление должно было быть обставлено всеми возможными предосторожностями, так, чтобы немцы не могли нас потом шантажировать. Это щекотливое и деликатное поручение предполагалось возложить на меня.